|
Документ опубликован на сайте www.fom.ru
Идентификация это процесс самоотождествления личности с некой общностью. Чтобы определиться, кем он "является на самом деле", респондент должен, во-первых, иметь представление о социальных группах, составляющих общество, и правилах, по которым эти группы живут, а во-вторых выяснить для себя, годятся ли ему эти правила и, соответственно, определить свое отношение к той или иной группе (ясно, что "кулак" живет по другим правилам, чем "хуторянин" или "фермер").
http://bd.fom.ru/report/cat/cult/sci_sci/sotsiologiya/o001102 Идентификация и политический выбор 24.03.2000 [отчет] [ Климова С.Г. ] Социальные изменения в российском обществе трансформируют его статусную структуру, стимулируют восходящую и нисходящую мобильность. Неопределенность оснований, по которым структурировано социальное пространство, влечет за собой расплывчатость правил и норм взаимодействия людей разных категорий, а это, в свою очередь, создает ситуацию, чреватую возникновением конфликтов идентичности (единственным основанием для враждебности или настороженности в них является определение других как "чужих"). Ситуация структурной и ценностно-мировоззренческой неопределенности, усиленная глубокими переживаниями людей, утративших социальный статус, открывает широкое поле для манипуляций общественным сознанием и коллективным поведением. Базой для политических воздействий становятся идентичности, а не нормативные проекты (программы партий или политических лидеров). Идеи идентичности сознательно или интуитивно используются в новой форме политики т.н. "политике идентичностей", когда партия или лидер получают поддержку не в силу общности интересов, а в результате определения их в качестве "своих". Недавним примером может служить использование идентификационной матрицы "славянское братство" в интересах агитации в поддержку сербов. Мифологема "славянства" оказалась удачной находкой, и на ее фоне совершенно неконкурентоспособными выглядели не только сетования на авторитарность С. Милошевича, но и рассуждения об установлении нового порядка в международных отношениях, о нарушении процедуры принятия важных международных решений. Кризису идентичности противостоят процессы социализации (ресоциализации) и формирования системы более-менее адекватной идентификации личности. Все более актуальной становится практическая задача интеграции общества на метасоциальном уровне, включающая преодоление конфронтации в обществе, институционализацию протестных и конфликтных взаимодействий, поиск оснований для национально-государственной солидарности и налаживание социальных связей между новыми и традиционными социальными группами. Для того чтобы понять, как люди в современном российском обществе представляют себе "своих" и "чужих", мы попросили респондентов продолжить два предложения: "Такие же люди, как я, это " и "Для меня чужие это ". В результате были получены два набора явных или неявных оценок и стереотипных представлений об окружающих своих, "похожих на меня" и чужих, непохожих. Как и все стереотипы, эти оценки более или менее устойчивы, эмоционально окрашены и понятны. "Такие же, как я" это фактически "автостереотип", а "чужие" это конкретные формы стереотипа "инаковости". "Чужой" не "враг", хотя и может им стать (вспомним: "кто не с нами, тот против нас"). Наиболее распространены среди россиян представления о себе и "других таких же" как о бедных, бесправных, обреченных (18%) (см. табл. 1). Практически все ответы, отнесенные к этой группе, свидетельствуют о дезориентации, болезненном переживании людьми потери статуса, ощущении собственной маргинальности, неспособности адаптироваться к изменившимся условиям ("сидящие в яме", "забитые жизнью", "несчастные", "влачащие жалкое существование", "обуза государству", "лишние люди", "не приспособившиеся люди", "мало что понимающие", "отбросы общества", "никто"). Естественно, чаще говорят о бедности и "выброшенности" из общества люди бедные, жители малых городов (с доходом до 400 руб. на человека в месяц 25%, 400-600 руб. 18%, более 600 руб. 14%). Однако уничижительные характеристики дают себе и сравнительно обеспеченные люди, что свидетельствует о том, что ощущение "обреченности" это не только, а может быть, не столько следствие скудости доходов, сколько потери статуса, положения в обществе. Приведенные выше типичные примеры говорят об ощущении социальной обездоленности ("лишние", "не приспособившиеся", "отбросы"). Негативная аттестация "таких же, как я", облегчает человеку переживание собственной депривации по принципу "не один я такой". По данным опроса, идентификация себя с "бедными" и "бесправными" не зависит от уровня образования и характерна как для пожилых людей, так и для граждан среднего возраста (35-59 лет) (см. табл. 3). Лишь самые молодые (18-35 лет) значительно реже чувствуют себя "отверженными". Иными словами, молодость (невосполняемый ресурс) в нашей стране сейчас является более сильным фактором, способствующим адаптации, чем образование (ресурс восполняемый), и в этом видится угроза нарастания социальной деградации. Тот факт, что почти пятая часть населения ощущает себя маргиналами, опасен для общества, так как стимулирует базисное недоверие ко всем социальным институтам. Отчуждение от общества проявляется, в частности, в нежелании населения участвовать в разного рода мобилизационных проектах (от "потерпеть и подождать пока страна выйдет из кризиса" до уклонения от службы в армии и уплаты налогов). Таблица 1
Вторая по частоте упоминаний характеристика "простой, обыкновенный человек" (15%). Это точка отсчета, модальная самоидентификация, предполагающая отнесение себя индивидом к символической социальной категории "такой-как-все". Подчеркнем, что "модальность" в данном случае выступает не как объективная характеристика, а как самооценка создание стереотипа на базе собственных индивидуальных характеристик и приписывание им статуса наиболее типичных и широко распространенных в обществе. Самосознание на основе представлений о собственной "модальности" содержит три претензии. Первая на то, что эта группа является достаточно большой (значительная часть высказываний содержала указания на идентификацию со страной, со всем народом "вся страна", "большая часть России"). Вторая на то, что этот слой однородный, выровненный по каким-то значимым характеристикам ("рядовые"; "нормальные россияне"; "большинство, особенно много не желают, желают нормальный достаток"). Третья претензия на нормативность собственных взглядов и оценок: тот, кто "не большинство", должен считаться с мнением большинства. Наделение "простого" человека особым статусом связано со специфическими представлениями о социальной справедливости. Самоаттестация "такой-как-все" содержит явные или неявные нормативные требования, которые могут составить серьезную конкуренцию любому другому нормативному порядку. Недаром звучит как осуждение фраза: "Ты что, не такой, как все?" Примечательно, что те, кто относит себя к "простым", "обыкновенным", "обывателям", действительно таковыми являются. Отклонений от средних характеристик по всем социально-демографическим группам практически нет. Исключение жители мегаполисов, которые реже других причисляют себя к "таким-как-все" (см. табл. 3). Нравственные категории как основу для самоидентификации выбрали 14% респондентов. Аттестация себя по этическим критериям, так же, как и по стилям жизни (в сумме 12%) предполагает сложившиеся представления о должном поведении. Например, "духовная элита" противопоставляет себя "обывателям", а последние называют первых "снобами". Уменьшение значения "нравственности" в структуризации социума и одновременное увеличение доли указаний на "стиль" предопределено ускорением темпа жизни. Это взаимосвязанные явления. Для того чтобы сделать заключение о моральных качествах человека, нужно его узнать. Стили жизни более очевидны и функциональны. Нравственный модус не исчез, но стал вторичным по отношению к описательному. Недаром "стилевая" самоидентификация ориентируется на внешние признаки манеру поведения и аксессуары. Концентрированным описанием стилей жизни (включая нравственное содержание) становятся ярлыки, которые появляются и исчезают вместе с носителями довольно быстро (например, ярлык "новые русские", сегодня используется значительно реже, а "совков" почти совсем не стало). Еще одна функция категоризации по стилям жизни поиск собственной идентичности среди моделей, созданных массовой культурой (спортивные и эстрадные фанаты). О своей социально-профессиональной доминанте заявили 8% участников опроса. Интересно, что чаще ощущают собственную встроенность в социально-профессиональную структуру жители мегаполисов (16%); здесь же больше "оптимистов" (14%), а также людей "нравственных" (25%) и меньше "обреченных" и "обыкновенных" (см. табл. 3). Эти данные позволяют предположить, что с больших городов начинается процесс восстановления социальной ткани, разрушенной за годы масштабных потрясений. Есть основания надеяться, что именно здесь возможно возникновение новых референтных групп на базе профессиональной общности взамен разрушенных (трудовой коллектив). О своей идентификации с ближайшим окружением заявили 5% опрошенных. Если бы вопрос стимулировал назвать "близких", а не "таких же, как я", то семья, родственники, соседи и друзья заняли бы первое место в идентификационных предпочтениях (39% респондентов поставили "семью" на первое место в иерархии ценностей). Практически все исследователи подтверждают рост значимости первичных связей, который сопровождает разрушение макросоциальных общностей. С одной стороны, микрогрупповая солидарность не решает проблемы социальной консолидации, но с другой первичные группы в периоды кризиса берут на себя важные функции, сохраняя социальные навыки (базисное доверие, инициативность, готовность экспериментировать с социальными ролями). Для сферы политики "семейные" связи, наряду с профессионально-статусными, наиболее значимы: вокруг этих реально существующих (в отличие от номинальных групп "бедных" или "нравственных") групп возможно воссоздание социальной структуры общества. В практическом плане это означает, что наряду с профессиональными сообществами, можно стимулировать создание объединений граждан, связанных соседством или общностью семейных интересов. Представляется, что создание сообществ на основе национальной (русской) идеи, так же, как и идеологических организаций (партий) не будет иметь приоритетных идентификационных оснований, и они останутся либо экзотикой, прибежищем для маргиналов, либо виртуальными образованьями. Есть среди опрошенных и те, кто не считает, что "чужие" вообще есть (9%). Эта часть респондентов устанавливает глобальную идентичность своего "Я" либо со всеми людьми, либо (чаще) с соотечественниками ("чужие такие же люди", "мои соотечественники", "не враги мне", "просто люди, сограждане", "не делю на чужих и своих"; "объект познания", возможность общения", установления взаимных интересов"; "все люди родные, т.к. живут в России"). Нам представляется, что таким образом в ответах проявляется потребность респондентов в общенациональной интеграции. Остальные 60% участников опроса выделили те или иные группы "чужих". Чаще всего люди определяют "чужих" как "не своих", противопоставляя их собственному "Я" или коллективному " Мы" (" которых не воспринимаю", "с которыми у меня нет ничего общего", "кто меня не понимает", "кого я не понимаю", "кого я не знаю", "незнакомые", "кто не любит моих детей", "не разделяющие моих взглядов") 14%. В этой группе преобладают молодые люди (18-35 лет), жители столиц (по 19%), и больших городов (22%). Таблица 2
Соотнесенность с "Я" или "Мы" в данном случае свидетельство погруженности человека в частную жизнь. "Чужие это не мы", может сказать человек, полагающийся только на себя и своих близких, человек, для которого личные связи компенсация недоверия связям институциональным, а частная жизнь единственная сфера, где может существовать ответственность и солидарность. Ориентация на частные связи в период кризисов явление закономерное, хорошо описанное в литературе. Но затянувшийся кризис институционализирует личные связи, они начинают работать в формальных структурах и подменять собой функциональные сети, основанные на предписанных обязанностях. В таком случае складывается ситуация, когда демократические механизмы используются как способ законного оформления личных связей. Созданные на основе институционализации личных связей социальные сети непрочны, поэтому их участники стараются как можно быстрее получить выгоду от собственной включенности в эти сети. В этом предпосылка трансформации частных связей в коррупцию. На втором месте по частоте упоминаний "безнравственные" люди (13%). Чаще всего этот критерий упоминают жители столиц Москвы и Петербурга (25%), и реже жители больших городов (9%). О функциях моральных оценок в категоризации общества мы говорили выше. Здесь стоит отметить, что приписывание "чужим" негативных моральных оценок сужает поле доверия, и соответственно, мешает положительному взаимодействию между людьми. Определение "чужих" с помощью размытых оценочных критериев опасный симптом, признак того, что общество воспринимается гражданами как хаотическое скопление людей, делить которых имеет смысл только на "хороших и плохих", относя себя при этом, естественно, к "хорошим". Преобладание этических критериев в категоризации социума свидетельство "морального надрыва", черно-белого представления о мире. Имущественная поляризация провоцирует определение в качестве "чужих" богатых людей (7%). Им часто приписываются негативные характеристики ("заработавшие деньги нечестным путем", "наживаются за счет других"), свидетельствующие о стихийном формировании в обездоленных группах идеологии "нечестного богатства". Основные постулаты этой идеологии можно реконструировать на основе высказываний наших респондентов: богатые люди не только "наглые", "жестокие" но и враждебные всему народу, подрывающие силу и независимость государства ("не ценят русский народ", "разворовывают страну", "не хотят процветания нашей стране"). Ясно, что подобная идеология носит компенсаторный характер, но от этого не становится меньшим заложенный в ней потенциал отчуждения. Примечательно, что в высказываниях респондентов не проявились обыденные представления, содержащие моральное оправдание богатства. Люди, аттестующие себя как "успешные", как те, кто "добиваются, чего хотят", не пытаются обосновывать свою стратегию принципами справедливости. Как и оправдание бедности, оправдание богатства строится на дискредитации противоположной группы. "Бедные", по мнению "успешных", сами виноваты в своем положении, потому что они "ноют, но ничего не предпринимают для улучшения", "не мужики", "не воспринимают существующую действительность". Идея "богатые люди залог богатства страны" не получает подтверждения ни в обыденной жизни, ни в макросоциальных показателях. Исследователи отмечают, что динамика изменения интегрального показателя неравенства (коэффициента Джини) в нашей стране такова, что воспроизводство бедности уже начинает тормозить экономическое развитие страны(Наумова Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина, ресурс человечества? М., 1999. С.117-119.). Опрос зафиксировал наличие синдрома отчуждения от власти (хотя соответствующая группа и невелика 4%). Стоит заметить, что в данную группу попали только те высказывания, в которых прямо упоминается власть или ее носители. Более расплывчатое наименование "элиты" тоже подразумевает, в числе других и властные структуры, но поскольку мы старались избегать приписок, "элиты" в эту категорию не вошли. Так же, как и "богатым", "властям" приписываются свойства, обесценивающие саму принадлежность к этой группе ("коррупционеры", "лезут вверх по чужим головам"). Важное следствие недоверия к властям устойчивость и непроницаемость жизненных стратегий. На предыдущих этапах "демократизации" (когда власть преподносила первые сюрпризы населению в виде, например, приватизации) преобладали реактивные реакции. Сейчас стратегии адаптации меняются, становятся менее явными. Стабильное недоверие порождает скрытый поиск способов выживания в ситуации, определяемой как неблагоприятная или враждебная, и активизирует поиск "своих", на которых можно опереться. Идентификация становится механизмом защиты от враждебной власти. Для того чтобы сделать связь явной, рискнем объединить электораты Е. Примакова и Г. Явлинского в одну группу, поскольку по отдельности их сторонники составляют слишком малые доли от числа опрошенных (соответственно 6% и 4%). Сходство характеристик электоратов этих политиков позволяет сделать такое допущение (см., напр.: Сообщения Фонда "Общественное мнение". 2000. №5, 9 февраля. Приложение. С.3). "Бедных", "бесправных" и "обреченных" в электорате В. Путина меньше, чем в электоратах Г. Зюганова и Г. Явлинского с Е. Примаковым (17%, 22% и 21% соответственно). Здесь нашло отражение то обстоятельство, что протестные настроения людей, потерявших статус, предполагают не только коммунистическую, но и более умеренную альтернативу. Как уже говорилось выше, группу "обделенных" составляют не только люди бедные, которым нужна прямая материальная поддержка государства, но и те, кто считает свое положение бесперспективным, не соответствующим потенциальным возможностям. Поэтому в посланиях политиков, обращенных к "бедным" избирателям, акценты должны быть сделаны на возможностях социальной и профессиональной мобильности, на равенстве стартовых шансов для молодежи. "Обычные" и "простые" явно преобладают среди сторонников В. Путина, по сравнению с электоратами его соперников (16%, 11%, 11% соответственно). Это вполне адекватный самоощущению выбор того политика, который претендует на статус общенационального лидера. Напомним, что в самоидентификации людей, вошедших в эту группу, акцентируется близость со всеми россиянами. В электоратах Г. Явлинского и Е. Примакова больше тех, кто склонен подчеркивать свои нравственные качества ("хорошие", "честные", "порядочные") 21% (в электорате В. Путина 14%, среди сторонников Г. Зюганова 18%). Видимо, акцент на этической доминанте, который характерен для этих политиков, находит отклик у людей, склонных воспринимать события и окружающих с точки зрения морали. О своей социально-профессиональной определенности ("рабочие", "строители", "бюджетники") чаще заявляют избиратели, которые предполагают голосовать за Г. Зюганова (в электорате В. Путина 9%, Г. Зюганова 12%, Е. Примакова и Г. Явлинского 6%). Этих людей можно назвать консерваторами. Они во что бы то ни стало хотят сохранить свой привычный статус, и Г. Зюганов для них это, скорее всего, не столько идейно близкий лидер, сколько символ собственной социальной определенности. Они будут отказываться от своих политических симпатий не тогда, когда станут богаче, а тогда, когда им вернут вместе с работой и профессией уважение, соответствующее статусу "профессионала", "мастера". "Счастливых", "активных", "энергичных" больше в электоратах Е.Примакова и Г. Явлинского (15%), в то время как среди сторонников В. Путина их 9%, а у Г. Зюганова вообще 5%. Это молодые жители столиц и мегаполисов, которые осознают свою индивидуальность, "особость" по отношению к "таким-как-все". Группы контридентификации ("чужие") не противоречат нашим наблюдениям. Так, для электоратов Е. Примакова и Г. Явлинского чаще, чем для электората В. Путина и Г. Зюганова "чужие" это безнравственные люди (17%, 14% и 11% соответственно). Сторонники лидера КПРФ чаще видят "чужих" в богатых, "новых русских" (12%, против 6% в электорате В. Путина и 4% в электоратах Е. Примакова и Г. Явлинского). Электорат В. Путина, в соответствии со своей "модальной" позицией, не выделяется особой концентрацией на какой-либо группе "чужих". 2. Платой за демократизацию страны стала ощущаемая значительной частью населения социальная несправедливость, порождающая взаимное отчуждение народа и власти, выигравших и проигравших. Демократические институты (свобода прессы, выборы, многопартийность), ценимые элитами, воспринимаются населением как чуждые "барские игры", в которые народ заставляют играть, как в наперстки, с заведомым проигрышем для него. Мотив обмана, нечестности, а то и криминальности тех, кто выиграл от реформ, заставляет проигравших либо ориентироваться на выживание в семье, в неформальной группе, либо мечтать об авторитарном лидере, способном восстановить общенациональную интеграцию. Первое может дополняться вторым, но в любом случае в ситуации кризиса из интеграции выпадают "средние" звенья профессиональные, поселенческие сообщества. Недаром критерий социально-профессионального статуса, бывший при социализме главным в самоидентификации, сейчас заменился негативным критерием описанием себя и других как потерявших статус. 3. Разрушение социальной структуры, потеря статуса заставляет человека ориентироваться в социальном пространстве, опираясь не на социальные институты, а на личностные связи. Потому довольно велика значимость нравственных критериев в категоризации общества. "Свои" хорошие, порядочные, "чужие" плохие, непорядочные. Такое определение часто оказывается временным, ситуационным и потому не ведет к созданию сообществ, задающих контуры социальной структуры. 4. Выявленная связь идентификационного выбора и электоральных предпочтений подтверждает существенность фактора идентичности в политическом выборе человека. Политик в данной ситуации становится референтной личностью образцом мыслей, поведения, оценок. С другой стороны, сам выбор политика делается на основе идентификационного сравнения "такой, как я". В полной мере манипуляции идентичностью применяет В. Жириновский (например, эпизод посещения им тюрьмы и игры в карты на нарах, растиражированный СМИ). Другие российские политики еще не освоили (или освоили не в полной мере) модус поведения, основанный на призыве: "мы с тобой одной крови". Дело в том, что программные заявления не соотносятся напрямую с пониманием желаемого у тех, к кому они обращены. Избиратели воспринимают не только и даже не столько сам текст, сколько личность политика, определяя его для себя как определенный тип (например, "интеллектуала" или "пролетария"). Таблица 3
Таблица 4
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||