|
По прошествии года с начала второй чеченской кампании в российском общественном мнении набирает силу тенденция к переосмыслению как самой военной операции и ее перспектив, так и в целом ситуации, сложившейся в Чечне.
Наиболее наглядным свидетельством этому является быстро растущая уверенность граждан в том, что положение дел в этом регионе дискредитирует Президента.
Вопрос: Как Вы полагаете, сегодняшнее положение дел в Чечне повышает популярность В.Путина, снижает ее или никак не влияет на его популярность?
| |
15 марта 2000 г. |
8 июля 2000 г. |
23 сентября 2000 г. |
|
Повышает |
39 |
24 |
16 |
|
Никак не влияет |
28 |
29 |
33 |
|
Снижает |
15 |
32 |
34 |
|
Затр. ответить |
18 |
16 |
17 |
|
За полгода более чем вдвое сократилась доля респондентов, заносящих ситуацию в Чечне 'в актив' В.Путину, а доля заносящих ее 'в пассив' Президенту, столь же резко возросла. Очевидно, что данный показатель достаточно адекватно отражает самую общую оценку этой ситуации.
Одновременно – хотя и не столь существенно – сокращается и доля граждан, одобряющих действия российских военных.
Вопрос:Вы лично одобряете или не одобряете действия российских военных в Чечне?
| |
13.11.99 |
15.01.00 |
15.03.00 |
08.07.00 |
23.09.00 |
|
Одобряю |
64 |
67 |
66 |
59 |
53 |
|
Не одобряю |
23 |
22 |
24 |
28 |
34 |
|
Затр. ответить |
13 |
11 |
11 |
13 |
14 |
|
Рассматривая эти данные, следует иметь в виду, что отношение респондентов кдействиям военных сегодня не слишком сильно зависит от того, как они оценивают эффективность, успешность этих действий. Это утверждение, возможно, выглядит несколько парадоксальным, но дело в том, что россияне, в большинстве своем, не склонны возлагать ответственность за успехи и неудачи боевых операций на армию и подразделения МВД, ведущие эти операции. Респонденты, как правило, уверены, что военные не могут достичь полной и окончательной победы над боевиками либо потому, что такая победа в борьбе с противником, ведущим партизанскую войну, в принципе недостижима, либо потому, что какие-то зловредные силы все время останавливают войска в тот самый момент, когда они готовы нанести решающий удар. Эти мотивы, как мы увидим, постоянно звучат на фокус-группах.
Респонденты, одобряющие действия военных, почти столь же часто соглашаются с тезисом, согласно которому тактическая инициатива в Чечне принадлежит не федеральным силам, а боевикам, как и те, кто эти действия не одобряет.
Вопрос:Одни считают, что федеральные силы действуют в Чечне согласно разработанному плану. Другие считают, что федеральные силы действуют по обстоятельствам, в зависимости от того, как действуют боевики. Какая из этих двух точек зрения Вам ближе – первая или вторая?
| |
Россияне в целом |
Вы лично одобряете или не одобряете действияроссийских военных в Чечне? |
|
одобряю |
не одобряю |
затр. ответить |
|
Первая |
24 |
27 |
23 |
14 |
|
Вторая |
58 |
61 |
62 |
38 |
|
Затр. ответить |
18 |
12 |
14 |
49 |
|
Уже этот факт косвенно свидетельствует о том, что большинство опрошенных не интерпретирует вопрос об отношении к действиям военных как вопрос о том, насколько успешно они справляются со своими обязанностями. В противном случае разрыв здесь, безусловно, был бы гораздо более существенным. Поэтому увеличение доли респондентов, недовольных действиями военных, было бы неверно однозначно интерпретировать как свидетельство растущей неудовлетворенности тем, как именно они сражаются с боевиками. Такую неудовлетворенность, несомненно, испытывает не только каждый третий из опрошенных, отрицательно оценивающий их действия, но и очень многие из тех, кто военных как раз одобряет – но полагает, как мы видели, что федеральные силы не владеют инициативой.
В известной мере рост недовольства действиями военных может объясняться тем, что российские граждане – ранее либо воспринимавшие сообщения СМИ об издевательствах 'федералов' над мирным населением как клеветнические, либо считавшие, что речь идет об отдельных эксцессах, неизбежных и в какой-то мере оправданных в рамках относительно краткосрочной антитеррористической операции, – сегодня начинают испытывать определенный психологический дискомфорт по этому поводу. Участник ЭФГ, например, заявляет:
- 'Кстати, ругают про то, что чеченцы бандиты, работать не умеют, но яверю, что те, кто там так называемый конституционный порядок наводит, – бандиты еще хуже. Чем дольше Россия будет идти по силовому пути решения чеченского вопроса, тем больше она сама будет опускаться до этого самого бандитского уровня'.
Далее, в ходе той же дискуссии, респонденты, обсуждая практику 'зачисток', говорят о том, что военные 'привыкли в каждом чеченце видеть потенциального врага':
- 'Людей останавливают, начинают избивать. Кому это может понравиться?'
- 'То же самое было, когда немцы были на нашей территории, когда мы вошли на территорию Германии. Никому это не нравилось, естественно. Кто-то, допустим, там хорошо проводит, но чаще всего там были случаи: ты – враг, и все'.
- 'Конечно, они хотят избавиться от этих бандитов и от того, чтобы их ночью убивали. Конечно, им выгодней все это зачистить, отобрать несогласных, куда-то убрать – ну, убить, посадить. С точки зрения солдат, это все понятно. С точки зрения государства – действительно, мы внушаем вражду к себе, ненависть'.
Участник другой фокус-группы говорит:
- 'Наши уставшие войска от этой войны – они начинают мародерствовать. Это беспредел, и неизвестно, чем это может закончиться для нас'.
Подобные реплики немногочисленны в сравнении с высказываниями тех, кто считает, напротив, что российские военные проявляют излишнюю 'деликатность' в отношении чеченцев. Но раньше на фокус-группах эта нота вообще не звучала.
Симптоматично, что и среди ответов респондентов на открытый вопрос о том, что происходит сейчас в Чечне, тоже обнаруживаются реплики – пусть и немногочисленные – сомневающихся в моральном превосходстве 'федералов' над противником:
- 'Беспредел с обеих сторон, т.е. со стороны боевиков и военных'.
- 'Беззаконие с обеих сторон'.
Но гораздо более мощным стимулом нарастающего недовольства, проявляющегося, в частности, в увеличении доли респондентов, не одобряющих действия российских военных, является то, что российские граждане все более отчетливо осознают бесперспективность продолжения военной операции в ее нынешнем 'формате'.
На вопрос о том, 'можно или нельзя считать, что война в Чечне в целом закончена', только 5% опрошенных отвечают: 'можно', и 90% – 'нельзя'. И лишь в3% ответов на упомянутый выше открытый вопрос респонденты характеризуют происходящее в Чечне как процесс восстановления мирной жизни. Подавляющее же большинство не видит каких-либо признаков приближения конца войны.
Участники фокус-групп абсолютно единодушно соглашаются с тем, что таких признаков нет:
- 'Ребят больше убивают'.
- 'И я заметил, что все усугубилось... Террористы сейчас ведут себя более активно, чем федеральные войска'.
- 'Обстреляли одних, убили других, фугас заложили там. Что там меняется? Нормальные сводки с передовой'.
- 'Война будет продолжаться. Сейчас зима наступает. Ничего мы с вами не сделаем'.
- 'То есть сдвигов нет абсолютно'.
Объясняя отсутствие 'сдвигов', которые свидетельствовали бы о приближении кмиру, участники дискуссий в основном оперируют несколькими версиями, уже довольно давно неизменно всплывающими на фокус-группах, когда речь заходит о Чечне.
Некоторые говорят об изначальной неприспособленности чеченцев к созидательному труду, об их воинственности и склонности к бандитизму:
- 'Но дело в том, что они всю жизнь занимались бандитизмом'.
- 'Они никогда не работали и не будут работать'.
- 'Этот народ воинственный'.
- 'Народ не любит работать, к сожалению. К сожалению, черный рынок работорговли и нажива денег'.
Другие убеждены, что война отвечает интересам каких-то могущественных сил, причем часто эти интересы привычно связывают с нефтью:
- 'Кому-то выгодно, чтобы эта война продолжалась бесконечно'.
- 'Хотел бы я узнать, если бы нефть... и нефтеперерабатывающую промышленность убрать оттуда, что бы они делали там сейчас, была бы там война? Просто голый народ со своими горами'.
- 'Результатов там никаких. И я давно думаю, что выгодно кому-то продолжение войны, потому что на этом кто-то наживается'.
- 'В Чечне идет отмывание денег, и отмываются кровью русской, вот и все'.
- 'Как поделят грозненскую трубу, так и закончится война. При чем здесь боевики?'
Темным силам, способным закулисными приемами затягивать войну до бесконечности, 'положено' быть анонимными. Но не всегда:
- 'Ситуация в Чечне под большим контролем господ Березовского, Гусинского и т.д. Что тут говорить? Там все идет по плану'.
В некоторых высказываниях обе упомянутые версии: о чеченской специфике и о заинтересованных в продолжении войны тайных силах – соединяются воедино, отчего шансы на успешное завершение военной кампании предстают уже совсем эфемерными:
- 'Если посмотреть в историю, с Шамилем там воевали лет 50, по-моему, и не такие бездарные генералы, как сейчас, а Ермолов все-таки. Это сколько тянулось... Сейчас, я думаю, это будет долго, когда это кому-то выгодно и когда не делается практически ничего, чтобы это все закончилось'.
Нередко звучит и мысль о том, что в ситуации, когда боевые действия переходят в фазу партизанской войны, достичь окончательного успеха почти невозможно:
- 'Если партизанская война, то это надолго'.
- 'Хорошо, а сколько мы воевали с немцами в лесах партизанских? Немцы ничего не могли сделать'.
Причем в некоторых интерпретациях причина видится не в 'технической' неуловимости партизан, а в том, что их мотивация – более высокая, нежели мотивация сражающейся с ними регулярной армии:
- 'Может быть, и есть помощь <боевикам из-за рубежа>, не может быть, а, наверное, есть, но не в ней дело. А потому мы там так трудно воюем, что для чеченцев это война за независимость, и они гораздо более самоотверженно воюют, чем наши солдаты, которые, в общем, внутри понимают, что делать им там нечего'.
Все рассуждения такого рода, повторим, звучат на фокус-группах давно, и несколько однообразны. Но вот сейчас, в сентябре, пожалуй, впервые со времени начала второй чеченской кампании, обнаружилось, что очень многие участники дискуссий, придерживающиеся различных 'концепций' относительно природы конфликта и причин его длительности, высказываются за скорейший уход из Чечни:
- 'Мы держимся за Чечню, потому что там трубопровод, для нас экономически это очень выгодный регион был. А сейчас там происходит неизвестно что. ...Я считаю, что нам бы перевести эту трубу обошлось в 10-30 раз дешевле, чем воевать там, и не было бы потерь. И надо изолировать Чечню не экономически, а политически. То есть поставить жесткую границу, чтобы не было ни входа, ни выхода. Как Белоруссия отделилась, так и их надо'.
- 'Надо выкачать всю нефть оттуда и уходить'.
- 'В Чечне идет война – бесполезная, как все войны. Но особая бесполезность заключается в том, что против дикого народа бесполезно воевать... Чеченцы – дикий народ. А история подсказывает, что делать: надо уходить оттуда. Если мы там останемся, то будет партизанская война, будут гибнуть опять наши ребята бессмысленно'.
Разумеется, с этим согласны далеко не все, и на всех фокус-группах раздаются голоса, настаивающие на том, что 'с бунтовщиками надо, как с бунтовщиками, разбираться', что территориальная целостность России должна быть сохранена при любых обстоятельствах:
- 'Начинаем постепенно уступать, а этого нельзя делать. Жестче надо быть до конца. Если мы начали, то надо доводить до конца. Если мы отпустим Чечню, то и Татария тоже сразу отделится'.
- 'Может, даже создать временную резервацию'.
Но показательно, что впервые за последний год вопрос о том, следует ли предоставлять Чечне независимость, оказался в эпицентре дискуссий. И сторонники такого решения оказались, как минимум, не в меньшинстве. Приведем еще несколько высказываний, иллюстрирующих эту тенденцию:
- 'Я считаю, что это преступление России, что она не может <отделить> от себя Чечню, и то, что проводит там карательные военные операции'.
- 'Конечно, хорошо, чтобы жалобами местного населения кто-то занимался, но еще важнее все-таки найти для себя мужество и не навязывать какие-то органы власти из Москвы, а действительно предоставить самостоятельность'.
- 'Я бы сделала экономическую блокаду Чечне. Если они желают выходить, то пожалуйста, но тогда надо делать экономическую блокаду. И вот тогда, если это нормальный народ, то они сами начнут бороться с бандитами'.
- 'Мое мнение не многие разделяют, но я считаю, что Чечня должна иметь государство самостоятельное'.
- 'Я думаю, ...по возможности, конечно, нужно вывести войска, но поскольку сейчас чеченцы будут вести скорее мстительные такие действия, то... просто вывести войска и все – это неправильно. Нужно как-то не то что под контроль взять, но быть, как бы, начеку'.
- 'Пусть разбираются сами'.
- 'Я согласен..., что действительно, уходя, построить границу, но помочь мы должны в восстановлении, пусть это будет контрибуция, помощь, чего-то промышленное'.
В ответ на последнее высказывание подается такая реплика:
- 'По-моему, Вы плохо себе представляете тех, кто у нас сейчас у власти. Чтобы Путин или его окружение платило бы контрибуцию... По-моему, мы даже очень поможем просто тем, что просто уйдем'.
Еще один фрагмент диалога:
– А раз тронули?
– Раз тронули, мне кажется, выход один: нужно поскорее от них отделиться. Их отделить.
– Они отделятся сами.
– Вот именно... Если мы хотим сохранить наш народ, то как можно меньше посылать туда, прекратить все отношения. Потому что с таким народом не договоришься'.
Следует отметить, что подавляющее большинство респондентов не верит ни вто, что новое руководство Чечни, назначенное Москвой, будет лояльным по отношению к России, ни – тем более – в то, что оно сможет удержать контроль над республикой в случае вывода российских войск. Опрошенные эксперты твердо заявляют, что А.Кадырову 'доверять не следует' (сторонники этой точки зрения в пять раз многочисленнее противников), и утверждают (в соотношении 15:1), что он не сохранит власть, если российские войска уйдут. Судя по репликам участников фокус-групп, рядовые граждане здесь вполне согласны с экспертами.
Они, в большинстве своем, не испытывают ни малейшего доверия кА.Кадырову. Причем некоторые объясняют свое недоверие тем, что новый руководитель Чечни – чеченец:
- 'Он чеченец. Он сначала улыбнется, а потом нож в спину вставит'.
- 'Ему Россия не нужна, он отстаивает интересы только своей нации, ему никто не нужен, только чеченцы. Ему абсолютно нельзя доверять'.
- 'В Чечне нельзя назначать в руководство чеченцев'
А некоторые – тем, что он является ставленником Москвы:
- 'Ну не верю я ему, тем более – Москвой поставлен. Поэтому уже я не верю ему'.
Таким образом, курс на формирование местных органов власти, которые могли бы контролировать ситуацию в республике, сохраняя Чечню в составе России без постоянного присутствия в ней федеральных войск, представляется гражданам сегодня в принципе бесперспективным.
В способность же федеральных властей установить мир в Чечне им тоже не очень верится – и даже не только потому, что сопротивление боевиков не ослабевает. 'Если мы пришли туда с войной, какой же мир мы можем создать', – недоумевает участница фокус-группы; и ее недоумение, кажется, разделяют многие. При этом сохранение статус-кво представляется значительной части респондентов настолько невыносимой перспективой, что они готовы согласиться на любой вариант разрешения конфликта.
- 'Я настолько уже от этой войны, от этого всего устала, что я не знаю, что бы сделать в действительности, только мир бы настал бы'.
Подобные реплики раздавались неоднократно.
Поэтому можно, пожалуй, констатировать, что общенациональный консенсус по 'чеченскому вопросу', сложившийся прошлой осенью, постепенно разрушается и в ближайшее время сойдет на нет.
|