Первая половина июля была отмечена серией взрывов в республике Дагестан. В какой мере эскалация напряженности в этом регионе привлекла внимание россиян в целом? Какие интерпретации причин и целей этих взрывов преобладают сегодня в массовом сознании?

В целом ситуация в Дагестане вызывает интерес у меньшинства россиян: 58% опрошенных признались, что не следят за событиями, происходящими в этой республике. Однако сообщения о взрывах привлекли внимание большинства наших сограждан – 71% респондентов знают о них или "что-то слышали". При этом складывается впечатление, что сообщения о взрывах на улицах Дагестана перестали восприниматься как нечто чрезвычайное: только каждый третий опрошенный (36%) полагает, что обстановка в республике за последнее время стала более напряженной. Среди тех, кто более внимательно следит за ситуацией, этот показатель заметно выше – 58%, но и здесь значительная доля опрошенных (27%) полагают, что ситуация в республике за последнее время не изменилась.

Кто же, по мнению, россиян, стоит за серией взрывов в Дагестане? Многие респонденты отвечают на этот вопрос достаточно общо: "террористы"; "боевики"; "группировки террористов" (15%). Примерно каждый десятый опрошенный (11%) полагает, что корни недавних преступлений определенно следует искать в соседней Чечне: "наверно, чеченцы"; "Басаев"; "от Чечни идет цепочка". 5% участников опроса считают, что организаторы взрывов находятся за пределами России: "заграничные террористы"; "«Аль-Каида» у нас везде"; "из Турции"; "Америка" и т. п. 3% респондентов называют в этой связи представителей религиозных мусульманских организаций: "ваххабиты какие-то"; "мусульманские фундаменталисты".

Распространена и точка зрения, что корни проблемы лежат в самом Дагестане, что природа взрывов – политическая борьба в республике или криминальные разборки. В общей сложности об этом говорят около 10% респондентов, чьи ответы распадаются на несколько мелких групп ("дагестанцы"; воинственно настроенные жители Дагестана"; "коррумпированная власть"; "власти в Дагестане"; "клановые разборки"; "местная мафия").

Ответы на открытый вопрос о целях организаторов терактов распределяются сообразно тому, как распределяются ответы на вопрос о том, кто несет ответственность за взрывы.

18% респондентов считают, что люди, организовавшие взрывы, хотели запугать население, а также дестабилизировать обстановку в республике: "напугать правоохранительные органы"; "чтобы люди боялись"; "посеять хаос"; "внести раскол в республику". Это мнение, очевидно, соответствует в большей степени версии, что организаторы терактов пришли в Дагестан извне.

12% опрошенных полагают, что взрывы были организованы в ходе борьбы за власть в Дагестане: "дележка власти"; "добиться власти любым путем"; "передел власти". Эти респонденты, по всей видимости, разделяют представление о "внутридагестанской" природе терактов.

Еще 5% участников опроса полагают, что организаторы терактов руководствовались сугубо материальными интересами: "отмывание денег"; "передел рынка алкоголя"; "с целью своего обогащения".

Половина опрошенных (52%) полагают, что в ближайшее время стабилизировать ситуацию в Дагестане вряд ли удастся. Причем респонденты, "включенные в ситуацию", придерживаются пессимистической точки зрения чаще, чем те, кто не следит за событиями в Дагестане (58% и 45% соответственно).

Считают, что положение удастся урегулировать в ближайшее время, только 18% опрошенных.

В чем причина преобладания такого пессимизма? В ответах на открытый вопрос о виновниках взрывов в Дагестане "чеченская версия" была лишь одной из нескольких наиболее распространенных. Но когда респондентов впрямую спросили, связывают ли они эти взрывы с событиями в Чечне, удовлетворительный ответ дали 64% из их числа, отрицательный – только 15%. Соответственно можно предположить, что пессимистические оценки перспектив урегулирования ситуации в Дагестане являются не столько следствием представлений о том, что происходит в самой республике, сколько экстраполяцией на соседний регион "уроков Чечни".

Петр Бавин