Однажды летом, в час небывало жаркого полудня, в центре Москвы, на Никольской улице, от старинного и довольно обшарпанного четырехэтажного здания отъехал небольшой крытый грузовичок с несколькими конторскими столами, стульями и тумбочками в кузове. Это был день 15 июля 1992 г., когда полтора десятка бывших сотрудников ВЦИОМа навсегда покинули стены знаменитого в те времена социологического института, чтобы начать новую жизнь под именем Фонд "Общественное мнение". Грузовичок ехал по пыльным московским улицам на край города и увозил горстку социологов от уже налаженной жизни, от уже приобретенных статусов, от, наконец, устойчивой зарплаты в неизвестность, в только что арендованные две большие пустые комнаты бывшей ясельной группы детского сада на улице Обручева.

С тех пор прошло десять лет. И каждый год в Фонде "Общественное мнение" в середине июля происходит праздник в память о "дне исхода", и каждый год заново переживается уже ставший для нас историческим прецедент расставания с домом, разрыва с прошлым, начала выстраивания собственной судьбы. Десять лет, в общем, недолгий срок, но, говоря о России последнего десятилетия ХХ века, надо понимать, что один год был равен тогда пяти, и, значит, Фонд "Общественное мнение" (ФОМ) прожил уже лет пятьдесят. Речь, конечно, идет не о времени абстрактном, физическом, а о времени социальном, реально пережитом. Так что все это было очень давно.

15 июля 2002 г. во дворе того же самого детского сада за столиками под тентами собрались около сотни сегодняшних и бывших сотрудников Фонда "Общественное мнение", около полусотни гостей из числа самых близких, почти родственных организаций. И было очень жарко – как тогда...

Каждый праздник, как известно, творит собственное пространство-время – праздничный хронотоп, в границах которого возникает освобождение от повседневности, от будничных условностей, от узкого горизонта сиюминутности. Но в тот день прагматический смысл праздника как времени досуга, отдыха, расслабления и отвлечения был второстепенным, фоновым из-за воздействия нумерологической магии круглого юбилейного числа. На первый план вышел символический смысл момента как бесконечно малого промежутка между концом старого и началом нового циклов, как своего рода нулевой точки, до которой было одно время, а после нее с неизбежностью начинается другое.

Сборник, который вы держите сейчас в руках, – осколок того юбилейного дня. Но он не только и не столько сувенир на память. И главный мотив его выпуска – не только и не столько тщеславное желание публично зафиксировать путь, пройденный за десять лет. Это, скорее, попытка рефлексии траектории Фонда как долговременного и серьезного Проекта, в котором наряду с движением "от" (оно было, наверное, доминантой первых лет нашего существования) все более явственно просматривается интенция двигаться "к". А такое движение невозможно без самоопределения, с обязательным оглядыванием назад (осмысление собственного времени) и уточнением своей предметной области (осмысление собственного пространства). Мы надеемся, что это окажется интересным не только нам.

При составлении любого сборника возникает проблема выбора основания для отбора и упорядочения текстов. У нас не было идеи представить что-то вроде "отчета о проделанной работе". Так что многие наши "пережитые" темы и исследования остались за пределами этой книги. У нас не было идеи соблюсти равновесие между всеми достойными авторами, работавшими в Фонде или с Фондом. Так что многие из них здесь не представлены. У нас не было идеи непременно отразить главные вехи прошедшего десятилетия, необычайного по насыщенности событиями и катаклизмами. Так что о многих исторически важных "отметинах" 90-х, отраженных в работе Фонда, на страницах сборника ничего не говорится. В основании отбора текстов лежит, скорее, сегодняшнее видение смыслового поля наших исследований.

И, кроме того, хотелось, чтобы сборник было просто интересно читать.

Кстати, тогда же – на праздновании 10-летия – был подведен итог конкурса на лучший ФОМ-слоган. Без особых надежд на какую-то находку конкурсная комиссия вскрывала конверты с псевдонимами, которыми подписались несколько десятков авторов нескольких сотен предложений. Была договоренность, что победившим будет объявлен вариант, вызвавший одновременное восклицание "Вот оно!". Как ни странно, столь маловероятное событие произошло, и обретенный слоган Фонда вынесен в заголовок этого текста. По нашему убеждению, в нем самым кратким и самым энергичным образом выражен один из фундаментальных принципов реального устройства современного социального мира. Того самого мира, в котором и о котором проводит свои исследования Фонд "Общественное мнение".

Фонд "Общественное мнение" – это "фабрика опросов". Наша основная работа – задавать вопросы гражданам страны. По самой грубой прикидке, за десять календарных лет мы составили около пятидесяти тысяч вопросов, отвечали на них около полутора миллионов человек, и всего мы "выслушали" около семидесяти миллионов ответов. Так что мы погружены в огромный, переменчивый мир высказываний людей на самые разные темы.

Есть темы специальные и общие. Высказываний по общим темам можно ожидать от всех (или очень многих) людей. Эти высказывания составляют Мир общественного мнения. И мы, проводя опросы, стараемся вести с нашими респондентами разговор именно на общие темы. В таких случаях все опрошенные (по крайней мере, многие) оказываются как бы специалистами, т. е. могут высказать свое суждение. Такие суждения – это собственные мысли людей, в какой-то мере логичные, в какой-то мере содержательные, в какой-то мере оценочные. Они – плод самого настоящего теоретизирования, хотя и не похожего на научное. Например, о политике. Так что Мир общественного мнения наполнен выводами из "обыденных теорий", выстраиваемых нашими респондентами. Среди последних, конечно, попадаются и специалисты в узком смысле – носители "научных теорий". Например, политологи. Но доля специалистов по любой теме настолько мала, что в массовых опросах они встречаются крайне редко.

Не следует свысока относиться к "обыденным теориям", трактуя их как "профанные" и "неистинные" по сравнению с "научными теориями". Возьмем пример. Наука мучительным путем пришла к истине о том, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. И, предположим, в результате опроса выяснилось, что большинство населения полагает обратное. Ученый, конечно, может скривиться – дескать, какое население "темное". Что ж, в данном случае "научный" и "обыденный" факт не совпали. Но надо понимать, что люди в своей реальности будут исходить из того, что в головах у них, а не в голове ученого, – о чем ученому в нашем условном примере не худо бы помнить.

"Обыденные теории" существенно отличаются от "научных", так как они фрагментарны, алогичны, мифологичны, эмоциональны, индуктивны, изменчивы – словом, реализуют здравый смысл, а не какую-то методологию. Но для их носителей они вполне приемлемы и легитимны. Именно они дают людям определения реальности, именно на их основе формируется реальное поведение.

Бывают темы актуальные и неактуальные. По актуальным темам люди высказываются и без всяких опросов. Если что-то волнует всех (или, по крайней мере, многих), то об этом часто говорят. Мы же имеем дело с высказываниями, полученными по просьбе интервьюера. Вполне вероятно, что сами по себе они не прозвучали бы. А если не прозвучали бы, значит, тема неактуальна, ее не обсуждают или обсуждают немногие. Мы стараемся проводить опросы по актуальным темам, т. е. спрашивать о том, о чем говорят многие.

Высказывания людей, порождаемые "обыденными теориями", как бы витают в воздухе и образуют "социальную атмосферу", подобную атмосфере физической. Если в "социальной атмосфере" много негативных высказываний по какой-то теме – наверное, близка "социальная буря". Если позитивных и негативных высказываний примерно поровну – значит, в обществе царит что-то вроде "переменной облачности". Люди чувствуют "социальную атмосферу", как чувствуют погоду. Они восприимчивы к высказываниям других. С какими-то высказываниями не соглашаются и отторгают их, а какие-то принимают и обогащают ими собственные представления, свои "обыденные теории". "Социальная атмосфера" – это общее достояние социума, и для каждого она – объективность. Каждый находится под ее влиянием, но и каждый участвует в ее формировании. Круг замыкается.

Опросы населения – это инструмент улавливания текущего состояния "социальной атмосферы". Мы случайным образом выбираем респондентов, просим их высказаться и делаем выводы о том, что происходит в "социальной атмосфере". Мы исследуем ее, как исследуют земную атмосферу. Каждый опрос – это очередная экспедиция в "социальную атмосферу". Так синоптики наблюдают за погодой в отдельных точках Земли и рассказывают о состоянии земной атмосферы в целом.

При изучении общественного мнения речь идет не об отдельных людях в психологическом или социально-психологическом смысле и не о человеке как таковом в антропологическом смысле, а именно о "социальной атмосфере" как о коллективном проявлении и одновременно среде обитания миллионов и миллионов людей. У этой атмосферы есть собственные свойства, собственная "физика". В ее основе лежат два фундаментальных процесса. Во-первых, вечный круговорот фрагментов "обыденных теорий" между субъективными мирами людей и объективной для них "социальной атмосферой". Во-вторых, непрерывная типизация фрагментов "обыденных теорий", снижающая многообразие "социальной атмосферы" и обеспечивающая людям возможность в ней ориентироваться. Как следствие, типизация обеспечивает синхронизацию "обыденных теорий", без которой было бы невозможно понимание людьми друг друга. Она же обеспечивает существование структуры "социальной атмосферы" – и тем самым делает осмысленной задачу выявления этой структуры, т. е. изучения общественного мнения посредством опросов.

Но опросы, кроме того, дают возможность исследовать сам процесс взаимодействия людей с "социальной атмосферой". В том числе – механизмы коммуникативного доступа к ней и ее когнитивного восприятия, применения схем, шаблонов, стереотипов для конструирования умозаключений по правилам "обыденной логики" и для репрезентации "обыденных теорий" в форматах речевых актов, в контексте повседневной риторики и т. д.

Процесс взаимодействия людей и "социальной атмосферы" зависит от целого ряда факторов, характеризующих обе "стороны", вступающие в это взаимодействие. Так, у успешных бизнесменов и социальных аутсайдеров "обыденные теории" по каким-то вопросам – например, отношение к приватизации – могут различаться диаметрально. Но это не значит, что и по любым другим вопросам будет проявляться именно такая дифференциация. Скажем, в вопросе об отношении к США этот фактор не имеет значения, а на первый план по вполне понятным причинам выходит возраст. Дифференцирующие факторы тоже выявляются в ходе опросов. К их числу относятся социально-демографические характеристики (пол, возраст, образование, тип места жительства, доход), социально-психологические (характер, склонности, интересы, ценности, притязания), социокультурные (социальные статусы, групповые идентификации, идеологические ориентации) и др.

На основе анализа этих факторов строятся конструкции, так или иначе объясняющие процессы взаимодействия людей и "социальной атмосферы". Пусть, например, опросы показали, что "обыденные теории" о реформах, бытующие среди малообеспеченных пожилых людей, носят вполне определенный – негативный – характер. Тогда конструируется исследовательская интерпретация-умозаключение: "малообеспеченные пожилые люди отвергают реформы". Возникает образ некоего "обобщенного существа", наделенного определенными морфологическими признаками, в том числе и специфическим "массовым сознанием". О таком антропоморфном существе говорят как о реально существующем, чувствующем, действующем. Так на исследовательском горизонте появляются "оптимисты", "сторонники реформ", "любители телесериалов", "электорат В. Путина" и т. д.

Но надо помнить, что это всего лишь аналитические конструкции, иногда удобные для описания структуры "социальной атмосферы" и процессов взаимодействия с ней, но никак не "модели" реальных типов людей. Иначе возникает соблазн объяснять социальные феномены через психологию и поведение такого рода иллюзорных существ. Так возникают "модели человека" – например, "человек рациональный", "человек телевизионный", "человек двоемыслящий", "человек разгосударствленный" и т. д. (последние термины – из недавно возникшей мизантропической антропологии "постсоветского" человека, рассматриваемого через призму врожденных "родимых пятен"). Они порождаются, оживляются и помещаются в социальный мир силой воображения исследователей. Суждения о социальном мире, основанные на анализе поведения таких "моделей", аналогичны высказываниям типа "ветер дует оттого, что деревья качаются". Или, по-другому, сродни попыткам описать термодинамические явления через поведение "обобщенных молекул". На самом деле, делая подобные обобщения, исследователь неизбежно впадает в субъективность, что может завести его довольно далеко – к произвольному программированию ожидаемых результатов.

Иной подход основан на идее той или иной степени "освоения" разных сегментов "социальной атмосферы" разными людьми. Это, по сути, означает, что на одни темы имеет смысл беседовать с любым человеком, а на другие – нет, так как поддерживать такие разговоры смогут только некоторые. Так, например, проблему воспитания детей можно обсуждать едва ли не с любым, наугад взятым человеком, так как почти каждый имеет на этот счет свою "обыденную теорию". А вот разговор о футболе поддержит примерно каждый пятый, для остальных же этот тематический сегмент является "темным пятном" (что в опросе проявится в большой доле затруднившихся с ответом). Готовность разговаривать о футболе – признак, отличающий тех, кем эта тематика "освоена", т. е. болельщиков. Любое "исследование" покажет, что подавляющее большинство болельщиков – мужчины. Возможно, среди них еще и много любителей пива. Означает ли это, что можно говорить о "человеке футбольном" как о социальном типе? Наверное, нет. Данный тематический сегмент выделяет "человека футбольного" так же, как другой сегмент – "человека читающего", третий – "человека советского" и т. д. до бесконечности. Если и рассматривать такие конструкты, порожденные воображением социолога, как некие "идеальные типы", то во всяком случае не следует антропологизировать их, приписывать им настроения и черты поведения по аналогии с тем, как думают, чувствуют и ведут себя реальные люди.

При изучении "социальной атмосферы" те или иные особенности людей будут проявляться в зависимости от дискурсивной ситуации, поэтому нужна типология таких ситуаций, а не людей. В этом смысле тип "общие и актуальные темы" определяет сегмент "социальной атмосферы", обладающий той особенностью, что в разговорах – и, соответственно, опросах – по темам этого сегмента на равных может участвовать любой человек – от профессора до токаря.

Приведенные соображения очерчивают для сегодняшнего Фонда "Общественное мнение" методологические рамки проектирования исследований и интерпретации их результатов. Если с этой точки зрения взглянуть на работы, представленные в данном сборнике, то можно заметить явную методологическую эволюцию. В начале нашего пути мы смотрели на опросы достаточно прямолинейно: "мы спрашиваем, а респонденты отвечают то, что думают". Поэтому в аналитических текстах так часто встречались (впрочем, и сейчас встречаются) конструкции типа "россияне считают..., полагают..., придерживаются мнения...". Хотя корректными были бы формулировки типа "россияне в ответ на вопрос... говорят, что... Мы полагаем, что это означает...". Это – принципиальное различение высказываний респондентов и интерпретативных умозаключений тех, кто пытается анализировать полученные высказывания. Упомянутая методологическая эволюция связана с постепенной выработкой принципов и правил интерпретации результатов исследований на основе концепции "обыденных теорий" и "социальной атмосферы". Но такая работа нами, безусловно, далеко не завершена.

Методологические воззрения если не определяют, то, по крайней мере, существенно влияют на представления о том, что изучать. Так, принцип выбора для опросов "общих и актуальных" тем приводит к уточнению предметной области исследований. Она включает следующие компоненты. Во-первых, общероссийский событийный ряд, т. е. события, явления, происшествия и т. д., становящиеся общим достоянием при посредстве средств массовой информации. Во-вторых, спектр социальных проблем, переживаемых на массовом уровне как "острые, насущные". В-третьих, фигуры и персонажи, структуры власти, политики, культуры, бизнеса и т. д., присутствующие на публичной информационной сцене. В-четвертых, значимые события, фигуры и объекты внешнего по отношению к России мира. В-пятых, распространенные определения, объяснения, клишированные суждения и идеологемы, циркулирующие в данный момент в обществе. В-шестых, базисные понятийные и символические концепты современной общественно-политической и культурной системы России, представленные в публичном дискурсе. В-седьмых, бытующие сегодня представления об устройстве и структуре современного социального мира, о присущих ему нормах, правилах, ценностях и т. д.

Уточнение предметной области – это не только углубление, но и ограничение. Например, из тематического круга Фонда "Общественное мнение" постепенно выбывали маркетинговые исследования (коих за 10 лет было выполнено довольно много), измерения аудиторий СМИ (в 1995–1998 гг. у нас шел проект ежедневных опросов москвичей о телепросмотре, а вычисляемые на этой основе рейтинги телепередач были ориентирующей информацией для телеканалов). Если в начале 90-х мы были готовы выполнять (и выполняли) опросы едва ли не по любым темам, то в дальнейшем стала очевидной необходимость специализации.

Так сложилось, что в 1996 г. ФОМ стал базовой социологической организацией предвыборного штаба Б. Н. Ельцина. Тогдашняя работа имела несколько внутренних и внешних последствий. Во-первых, оказалось, что для избирательной кампании нужны не только и не столько рейтинги претендентов, а именно исследования "социальной атмосферы", выявление в ней значимых факторов, влияющих на электоральные предпочтения и электоральное поведение людей. Во-вторых, участники предвыборного штаба, оказавшиеся затем в разных структурах и на разных постах, сделали для себя важный вывод о необходимости постоянно "держать руку на пульсе" общественного мнения, и в результате сформировался отчетливый запрос на постоянный мониторинг "социальной атмосферы". В-третьих, Фонд "Общественное мнение" получил долговременную возможность развивать описанную выше методологию исследований "социальной атмосферы" и стал специализироваться именно на этом направлении.

С 1996 г. постепенно складывалось представление и об основных тематических векторах исследований Фонда "Общественное мнение", направленных на определенные секторы необъятной "социальной атмосферы". Во-первых, это политическая тематика, понимаемая в узком смысле, - власть/государство, политические институты, политики, выборы. Во-вторых, это социальная тематика - темы, связанные с происходящим в России, за исключением особо выделенной сферы политики. В-третьих, это "внешняя" тематика, связанная с событиями, которые происходят в мире, за пределами России. В-четвертых, это тематика, относящаяся к сфере духовной жизни общества и его моральных ценностей. В-пятых, "житейская" тематика, т. е. все, что связано с устройством и протеканием повседневной жизни. Легко заметить: приведенное тематическое деление в принципе соответствует рубрикации новостей и материалов в СМИ, что естественно в контексте декларированного выше принципа отбора "общих и актуальных" тем для исследований. Ведь именно СМИ отражают структуру "социальной атмосферы" и одновременно сами формируют и даже иногда диктуют ее, навязывая свою "повестку дня".

Следует отметить, что политическая тематика в исследованиях Фонда "Общественное мнение" занимает особое место и ее удельный вес весьма велик. Это, конечно, связано со спецификой реальной работы Фонда на рынке изучения общественного мнения, с тем, что исследования Фонда были востребованы во всех федеральных избирательных кампаниях и в десятках региональных. В 1996, 1999 и 2000 гг. перед президентскими и парламентскими выборами ФОМ выступал не только в роли "поставщика" обширных сведений о складывающемся в связи с выборами ментальном контексте. Проводилась еще и другая работа: интерпретация и объяснение результатов опросов и создание тем самым основы для выработки эффективных предвыборных стратегий и тактик. Кроме того, в период между выборами исследования Фонда поддерживались политическими и властными структурами, а также крупными (и, следовательно, неравнодушными к "большой политике") бизнес-структурами, для которых политические исследования, конечно, относятся к числу наиболее интересных. Все это, безусловно, оказало и оказывает влияние на тематический спектр исследований Фонда "Общественное мнение". Впрочем, последние десять лет для России были настолько насыщены политикой (в том числе политическими трансформациями, потрясениями, баталиями), что крен в эту сторону для опросной организации можно считать вполне естественным.

Наверное, и в дальнейшем политическая тематика будет иметь высокий удельный вес в наших исследованиях: ведь власть и ее восприятие относятся к темам "общим и актуальным". Тем не менее этот круг вопросов отнюдь не является для нас основным. Все-таки больше всего наши исследования связаны с тематикой социальной, т. е. с тем, что происходит в российском обществе.

Кроме того, исследовательский потенциал Фонда привлекался и привлекается к ряду крупных социальных проектов – например, "Спутниковое телевидение" (1996- 1997), "Деноминация" (1997- 1998), "Восприятие реформ" (2000- 2001), "Перепись населения" (2001- 2002) и др.

Сейчас в рамках социальной тематики вырисовывается несколько узловых проблем, по которым накоплен значительный материал, и следует ожидать дальнейшего в них углубления. К ним относятся: "Телевизор", "Символика", "Молодежь", "Язык общественного мнения", "Интернет" и др. Сюда же примыкают проекты по "внешней" тематике: "Образы других стран" и "Россия – Америка".

Под влиянием методологической рефлексии в Фонде "Общественное мнение" один из наиболее явных сдвигов произошел в воззрениях на конструкции вопросов, задаваемых респондентам. За последние годы мы практически отказались от вопросов типа "меню", в которых респондентам предлагаются списки содержательных позиций для выбора.

Рассмотрим, например, вопрос: "Укажите, пожалуйста, наиболее острые проблемы, стоящие перед Россией". В варианте с перечислением возможных ответов предполагается относительно длинный список проблем, занесенных на карточку, из которых респондент выбирает, допустим, три - по его мнению, самые острые. Что происходит при таком варианте опроса? Исследователь при проектировании списка исходит из своего видения поля острых проблем, стоящих перед Россией, и производит на свой вкус семантическую разметку этого поля. Он обозначает определенные его "сгущения" своими словесными формулами и включает их в список, стараясь покрыть поле проблем как можно более полно. Очевидно, что им движет его "обыденная теория" проблем, стоящих перед Россией, причем именно "обыденная", так как он не является специалистом по ним. Следовательно, и отбор проблем, и словесные их формулировки оказываются весьма произвольными. Да к тому же еще давит пресс ограничения числа позиций в списке: их не может быть слишком много, скажем, три десятка – это предел. В итоге респонденту навязывается семантическая рамка исследователя, вполне вероятно, чуждая ему и не соответствующая его собственной "обыденной теории". Но обычно в таких случаях респондент безропотно идет по списку и реагирует на него так же, как вообще реагирует в своей повседневности на множество внешних стимулов.

Если мы изучаем представления не только циркулирующие в обществе, но и выраженные на языке общества, то использование такой конструкции вопроса – прямой путь к получению артефактов. Если мы занимаемся тестированием списка, т. е. выясняем, как реагируют люди на предложенные им позиции-стимулы, то такая конструкция оправдана. Так как Фонд решает первую из этих задач, то мы вместо вопросов с вариантами ответов стали задавать открытые вопросы, т. е. в нашем примере предлагаем респондентам самим в произвольной форме и своими словами назвать острые проблемы, стоящие перед Россией. А интервьюеры дословно записывают высказывания людей. Это дороже и хлопотнее, но таков непреложный вывод из принятой методологической установки на изучение собственных "обыденных теорий" респондентов (если таковые могут быть хоть в какой-то степени артикулированы).

В рассмотренном примере речь шла, можно сказать, о непрерывном семантическом поле. И такая ситуация возникает всякий раз, когда задаются вопросы типа: "Как вы понимаете <что-то>?", "Что означает <это>?", "Каковы причины <чего-то>?" и т. д. Во всех таких случаях мы сегодня задаем открытые вопросы. Но в иных случаях, когда непрерывное поле естественным образом представляется в виде двумерного континуума, мы можем разметить его "сгущениями" (превратить в дискретное), не слишком рискуя внести собственный произвол. Например, во всех правильно сформулированных оценочных вопросах присутствуют более или менее четкие двумерные шкалы: "доверие-недоверие", "одобрение-неодобрение", "согласие-несогласие" и т. д. Иногда двумерный континуум задается двумя крайними позициями, полярными точками зрения, например, "выводить войска – не выводить войска", "подписывать договор – не подписывать договор" и т. д. Во всех таких случаях списки вариантов ответов, на наш взгляд, правомерны, так как респондент, отвечая, производит вполне ясную мыслительную операцию: определяет собственное (как он его понимает) положение на шкале, определяемой вопросом.

Одним из важнейших методических следствий установки на изучение "социальной атмосферы" как проявления и среды формирования "обыденных теорий" является особое внимание к речевой активности респондентов, к тому, какими словами и в каких речевых конструкциях они выражают свои представления по тем или иным "общим и актуальным" темам. Поэтому в Фонде все больше и больше места отводится не только открытым вопросам при проведении массовых опросов, но и так называемым мягким методам социологических исследований. В том числе – углубленным интервью (беседа интервьюера с респондентом по заранее разработанному плану) и фокус-группам (дискуссия в группе из 8- 10 человек под управлением социолога-модератора, организующего разговор в рамках запланированного сценария). После транскрибирования аудиозаписей углубленных интервью и фокус-групп возникает текстовый материал, существенно дополняющий результаты массовых опросов.

Изучение процессов формирования "обыденных теорий" и взаимодействия людей с "социальной атмосферой" не может не сопровождаться исследованием факторов, существенно влияющих на эти процессы. Среди таких факторов особую значимость имеет, во-первых, телевизор - как постоянный и тотальный производитель и конфигуратор "обыденных теорий", во-вторых, "коммуникаторы" - как особая категория людей, чья работа в том и состоит, чтобы информировать, разъяснять, растолковывать, интерпретировать. Было бы большой ошибкой считать, что два эти фактора и есть механизм формирования "обыденных теорий". Но, во всяком случае, они – важная часть этого механизма, и поэтому в настоящее время в Фонде "Общественное мнение" затрачиваются большие усилия для их исследования.

Фактор "телевизор" изучается двояко. Во-первых, транскрибируются тексты выпусков новостей, в текстах выделяются тематические фрагменты, и эта информация совмещается с информацией о телезрителях, присутствующих в каждый момент времени около своих приемников (по данным ТНС/Гэллап). В результате мы имеем возможность оценить объемы телеаудиторий и их структуру для тех или иных тем и таким образом получить примерную оценку того, в какой мере актуализировались "телевизором" эти темы. Понятно, что когда темы набирают большую аудиторию, имеет смысл выяснять, что же "осело" в головах у людей, т. е. проводить опросы. Во-вторых, посредством исследовательской технологии "электронные фокус-группы" регулярно анализируются восприятие и оценка отдельных сюжетов в основных новостных и общественно-политических телепередачах. Процедура исследования состоит в том, что несколько десятков участников в специально оборудованном зале на 45 мест с помощью специальных датчиков, соединенных с компьютером, по ходу просмотра непрерывно оценивают предъявляемые им видеосюжеты. В результате возникают наложенные на видеоматериалы графики оценок с заметными скачками и всплесками в моменты наиболее острой реакции зрителей, когда на экране происходит что-то особо впечатляющее. После такого тестирования часть приглашенных еще и обсуждают увиденное, объясняя причины резких отклонений на графиках.

Исследование фактора "коммуникаторы" основано на опросах тех, кто по роду своей деятельности особенно сильно влияет на формирование, сохранение или трансформацию "обыденных теорий" большого числа людей и, соответственно, воздействует на "социальную атмосферу". В течение нескольких лет Фонд "Общественное мнение" формирует и поддерживает панель (постоянную выборку) коммуникаторов в 35 городах страны. В нее входят региональные чиновники, политики, журналисты, бизнесмены и т. д. – словом, те люди, чья деятельность включает работу с достаточно обширными аудиториями при посредстве СМИ. Чаще они сами являются публичными фигурами, и в основном именно по этому признаку шел их отбор, но есть и те, кто, находясь "за кулисами", тем не менее реально выполняет коммуникативные функции (например, редакторы, спичрайтеры, связанные с публичной информацией чиновники и т. д.). Такого рода "коммуникаторы" отбираются методом "снежного кома". Всего панель охватывает около 800 человек. Они опрашиваются по телефону, причем в двух режимах: каждую неделю около 150 "коммуникаторов" отвечают на вопросы очередного стандартизованного вопросника, а примерно с 20 респондентами проводится беседа в режиме углубленного интервью с последующим транскрибированием записанной фонограммы.

Характеризуя сегодняшние исследовательские технологии Фонда "Общественное мнение", осталось рассказать о регулярных массовых опросах населения России. Они проводятся еженедельно более 10 лет, и за все это время было пропущено всего несколько недель. Общероссийская репрезентативная выборка для этих опросов строится согласно классическим канонам в три ступени. Первая ступень – случайная выборка административных районов, стратифицированная по 11 крупным экономико-географическим регионам (Дальний Восток, Восточная Сибирь, Западная Сибирь, Урал и т. д.) и по городским/сельским типам районов. Всего в настоящее время первая ступень выборки включает 98 районов в 63 субъектах РФ и охватывает 116 городских и 87 сельских населенных пунктов. Вторая ступень – случайная выборка избирательных участков в районах, отобранных на первой ступени. Третья ступень – случайная выборка домохозяйств (домов и квартир) на территории избирательных участков, отобранных на второй ступени. Для каждого опроса выборка третьей ступени производится заново. С этой целью по всем избирательным участкам из выборки второй ступени делаются переписи домохозяйств, и для каждого опроса выборка третьей ступени формируется из этих списков. Интервьюеры получают задание в виде списков домохозяйств, которые они обязаны посетить, и в каждом домохозяйстве по специальной процедуре случайным образом отбирают человека для участия в опросе. Если получен отказ, то, опять-таки с помощью специальной процедуры, производится поиск другого случайного человека для замены.

Всего каждый раз проводится 1500 результативных интервью по всей России и 600 результативных интервью в Москве. Работу интервьюеров организуют региональные опросные центры – многолетние партнеры Фонда "Общественное мнение". Работа опросных центров и интервьюеров постоянно проверяется различными методами независимого контроля.

Теперь можно описать в целом организацию регулярных исследований, проводимых Фондом. Каждый понедельник в 12 часов на "планерке" решается, какие "общие и актуальные" темы будут включены в очередной исследовательский цикл, называемый, по многолетней традиции, "Пента" (корни этого названия уходят в далекое прошлое Фонда). К концу вторника для каждой из намеченных тем готовятся все необходимые документы – вопросники и сценарии, которые рассылаются по электронной почте в региональные центры. До конца недели проводятся "полевые работы", включающие в себя описанные выше виды исследований, а именно – опрос населения России, опрос населения Москвы, фокус-группы в Москве и еще двух городах России, опрос "коммуникаторов", углубленные интервью с "коммуникаторами", электронная фокус-группа в Москве. Региональные центры не только проводят "полевые работы", но и формируют компьютерные файлы с результатами опросов, текстами фокус-групп и углубленных интервью. Ко вторнику следующей недели все материалы концентрируются в московском офисе Фонда, и в дело вступают аналитики, каждый из которых "ведет" свою тему на всех этапах ее разработки. До середины четверга готовятся аналитические материалы, а к утру пятницы появляется очередной выпуск нашего бюллетеня, который с мая 2000 г. носит название "Доминанты. Поле мнений". В пятницу курьеры развозят адресатам примерно 60 экземпляров бюллетеня. В этот же день он размещается на web-сайте Фонда www.fom.ru. И так каждую неделю.

Для любой серьезной организации полезным является самоопределение – что она, зачем, как и т. д. Оно должно касаться и предметной области деятельности (тогда можно надеяться на углубление в нее), и методологии (тогда можно надеяться на осмысленность работы), и методики (тогда можно надеяться на профессионализм). Оно нужно и для самой организации (тогда можно надеяться на внутреннюю солидарность), и для "внешнего мира" (тогда можно надеяться на адекватную идентификацию и понимание). И уж особенно важно оно для организаций, занятых редкими и не совсем понятными для большинства видами деятельности.

Все это в полной мере относится к Фонду "Общественное мнение". И, собственно, основной смысл всего сборника и тем более предисловия к нему – предложить эскиз такого определения (можно даже сказать – Определения) в том виде, как оно видится изнутри самой организации.

Для Фонда "Общественное мнение" чрезвычайно важным моментом является позиция по отношению к "внешнему миру". Деятельность Фонда в том и заключается, чтобы вырабатывать суждения об этом "внешнем мире", точнее, о его особом компоненте – "социальной атмосфере". Здесь, если вернуться к аналогии с работой синоптиков, наши пути расходятся. Земная атмосфера равнодушна к умозаключениям исследователей, тогда как "социальная", без сомнения, реагирует на результаты ее изучения, и иногда социологи весьма чувствительно испытывают это на себе.

Сфера социологической работы – совершенно особая в том смысле, что сильно пересекается с политической сферой, оказывается в силовом поле политических интересов. Временами социология оказывалась знаменем политики – так было, например, с марксизмом, который, как известно, "не догма, а руководство к действию". Временами социология становилась политическим инструментом, как это было в советские времена, когда она делилась на "буржуазную" и "марксистско-ленинскую", причем последняя являлась одной из частей тотальной идеологической конструкции. Очень часто социология использовалась для выстраивания границ, отделявших "наших" от "не наших", для разметки тех, к кому следует применять социальные санкции. Поэтому исторически сложилось так, что в расхожих "обыденных теориях" связь политики, идеологии и социологии кажется неразрывной.

В советской социологии систематическое изучение общественного мнения отсутствовало, и, собственно, современная история этой особой социологической практики в России началась только с 1988 г. (год образования ВЦИОМа). Но многие сразу же стали ставить на опросы населения "клеймо угодливой социологии" и усматривать в них хитрый инструмент обслуживания политических заказчиков, а также вероломного воздействия на умы людей. Согласно этим представлениям, в первом случае социологи преподносят заказчику то, что он хочет, во втором – публикуют в СМИ нужные ему результаты. В любом случае они преследуют корыстные интересы. Логика здесь простая: социологи работают на деньги заказчика и, следовательно, озабочены прежде всего тем, чтобы не потерять "кормушку". Особенно активно эта тема обсуждается обычно перед выборами, когда в поле внимания "политического класса" оказываются многочисленные и, самое главное, разнообразные рейтинги политиков/партий. За рейтингами иногда видят "заговор социологов" (название публикации в "Известиях" времен избирательной кампании 1999 г.), и уж всегда есть те, кто недоволен любыми рейтингами и громко протестует против "недобросовестных опросов".

Замечу одно: есть опросные организации, работающие давно и намеренные работать долго, и есть (особенно перед выборами) организации-однодневки. Для первых основным капиталом является репутация, для вторых – заработок. Если репутация, престиж, авторитет – это действительно ценность, то тактика "угодливого обслуживания" для таких организаций просто немыслима: она полностью противоречит их задачам и интересам. К тому же существуют методики, выборки, первичные данные опросов и т. д., позволяющие сомневающимся, но обладающим нужной квалификацией людям оценить качество работы той или иной исследовательской службы.

Максимальная открытость результатов исследований – это один из способов формирования и публичной экспликации определения организации, и он давно стал частью информационной политики Фонда "Общественное мнение". На web-сайте Фонда публикуются практически все результаты наших исследований, причем, как уже говорилось, практически одновременно с выходом в свет материалов на бумаге. Через несколько дней на сайте появляется и английский перевод бюллетеня "Доминанты. Поле мнений". Для заказчиков и подписчиков такой режим работы с Фондом стал традиционным с осени 1996 г. Тогда было решено, что "общественное мнение принадлежит общественному мнению", и с тех пор, несмотря на все перемены, эта максима не подвергалась сомнению. Более того, среди наших исследований по заказным темам явное предпочтение все эти годы отдавалось вариантам с последующей публикацией результатов. Поэтому на web-сайте кроме еженедельных данных, получаемых с помощью описанной выше технологии "Пента", присутствуют материалы многих других работ ("Опросы в Украине", "Интернет в России", "Восприятие реформ" и пр.).

Следует отметить особую позицию Фонда относительно первичных данных опросов. Обычно считается, что эти массивы – самое дорогое, что есть в опросной организации, и если за какую-то информацию брать деньги, то, уж конечно, за первичные данные. Мы полагаем, что такой взгляд – явный рудимент "советской" ментальности, сохранившийся с тех времен, когда любые исходные данные – от крупномасштабных географических карт до детальных статистических сведений – были засекречены. Официально это объяснялось угрозой "шпионажа", но на самом деле – опасениями, что такие данные, оказавшись неизвестно в чьих руках, могут быть неправильно (с точки зрения господствующей идеологии) проинтерпретированы. Поэтому в течение многих десятилетий первичным данным приписывалась особая ценность, а доступ к ним получали только те, кто прошел проверку на лояльность и был соответствующим образом сертифицирован.

Наша точка зрения – диаметрально противоположная: особой ценностью обладают интеллектуальные продукты, т. е. авторские, аналитические тексты, основанные на обработке первичных данных. Причем такие тексты могут содержать существенно различающиеся интерпретации, и это хорошо, так как создает почву для дискуссии и обогащает анализ (если, конечно, тексты качественные). Что же касается наших массивов первичных данных, то доступ к ним абсолютно свободен для всех желающих.

В связи с декларированным принципом открытости возникает следующий фундаментальный вопрос. Публикация результатов опросов населения – это социальное действие. По всей видимости, оно имеет позитивный характер с точки зрения формирования образа Фонда "Общественное мнение" в публичном пространстве. Но это частная проблема, и касается она, собственно, только Фонда. Есть ли иной – более широкий – смысл в таком действии? Один из возможных вариантов ответа звучит так: опросы общественного мнения – это зеркало, в которое общество должно заглядывать, чтобы знать себя лучше, это как бы сигнал обратной связи, необходимый для нормального функционирования общественного организма. Но такой ответ предполагает субъектность общества (отсюда и метафора с заглядыванием в зеркало), что весьма спорно.

Иной взгляд основан на представлении общества как пространства, которое можно рассматривать с различных позиций, под разными углами зрения, и каждая такая позиция дает возможность видеть определенную неоднородность, структуру, стратификацию. Коль скоро здесь речь идет о "социальной атмосфере", то наш угол зрения приводит к иерархической стратификации общества, основанной на степени участия различных его страт или их представителей в формировании "социальной атмосферы" и силе их влияния на этот процесс. Ясно, что известный телевизионный комментатор, передачи которого смотрят миллионы людей, находится где-то в верхней части такой иерархии. Его суждения, мнения, оценки не только тиражируются "через телевизор", но и имеют высокую значимость, их нельзя игнорировать, так как он обладает авторитетом для аудитории, его признают как толкователя, как "гуру". На другом полюсе – люди, статусные позиции которых по отношению к процессу формирования "социальной атмосферы" таковы, что они практически не оказывают на нее влияния. Этот "атмосферный" статус, вообще говоря, может быть не связан со статусом социальным. Так, токарь, профессор филологии и топ-менеджер нефтяной компании, находящиеся на разных ступеньках традиционной социальной лестницы, могут одинаково ничтожно влиять своими "обыденными теориями" на "социальную атмосферу", если весь их жизненный ресурс отдан совсем иному – избранной ими профессии, специальности.

Рассматривая общество через призму процессов формирования "социальной атмосферы", можно выделить две крупные страты: "люди говорящие" и "люди слушающие". Первые находятся в ролевых позициях, вынуждающих активно высказываться по темам "общим и актуальным", т. е. порождать тексты в самых разных форматах и на самых разных носителях устной и письменной речи. Это, по сути, их основное занятие, они затрачивают на него существенные жизненные ресурсы, это их специализация. У вторых же – совсем иные специализации, иные сферы приложения жизненной активности. Один из признаков "людей говорящих" - наличие аудиторий, к которым они обращаются по темам "общим и актуальным". Для того чтобы их обращение доходило до аудитории, они оснащены особыми ретрансляторами, "усилителями голоса" – разнообразными системами распространения информации.

Быть "человеком говорящим" значит быть специалистом по разработке таких вариантов "теорий происходящего" (в политике, экономике, культуре и т. д. – словом, в любых сферах, где имеют место темы, интересующие многих людей), которые предназначены для социального тиражирования, массового распространения, попадания в "социальную атмосферу". В этом смысле то, что производят "люди говорящие", можно назвать "срединными теориями", или "медиа-теориями", так как они занимают промежуточное положение между теориями "научными" (которые систематичны, бес страстны, подчинены формальным методологическим и логическим правилам и т. д.) и "обыденными" (которые, как отмечалось, фрагментарны, эмоциональны, алогичны, метафоричны и т. д.).

"Научные теории" имеют хождение лишь в узких социальных группах и оказывают определенное влияние на "медиа-теории". Но последние – это совершенно особый феномен. Они строятся по своим законам, обладают собственной содержательной и коммуникативной спецификой, так как основная их функция не "познавательная" (как у "научных теорий"), а "влияющая": они претендуют на роль метатеорий для "обыденных теорий". Иными словами, "люди говорящие" сообщают нечто с тем, чтобы это нечто стало частью "обыденных теорий" для "людей слушающих".

Между "медиа-теориями" и "обыденными теориями" всегда существует разрыв, так как они строятся по разным законам и, можно сказать, формулируются на разных языках. Это можно уподобить деятельности двух полушарий головного мозга: левое по своим функциям – рассудочное, логическое, рациональное (кстати, оно обеспечивает понимание и продуцирование речи), а правое – образное, эмоциональное, мифологическое (оно, среди прочего, обеспечивает быстрое "схватывание" и распознавание целостных образов). В них совершенно по-разному выстраиваются "картины мира", но тем не менее для ориентации в реальности и адекватного поведения человека необходимо и то, и другое. Это две стороны одной медали.

Так и в обществе: если "медиа-теории" и "обыденные теории" не скоординированы, то "люди говорящие" и "люди слушающие" оказываются как бы в разных вселенных и действуют неадекватно по отношению друг к другу, что чревато социальными напряжениями. Обычно разрыв между "медиа-теориями" и "обыденными теориями" происходит по вине "людей говорящих", а именно когда они, увлеченные иллюзиями и химерами, начинают "говорить" не то и не так. Не то – в смысле неадекватности и непопадания в резонанс с реальным состоянием "социальной атмосферы", с распространенными "обыденными теориями". А не так – в смысле непонятности языка и неприемлемых для понимания форматов. "Люди слушающие" перестают понимать "людей говорящих". В недавней российской истории мы видели феномены такого рода, например в 1992 г., когда произошел фундаментальный разрыв между "реформаторами" и населением, или в середине 1999 г., когда "политический класс" и "массовый класс" перестали понимать друг друга.

В таких ситуациях нужен посредник, выполняющий функцию переводчика, создающий канал эффективной коммуникации. Если продолжить аналогию с головным мозгом, то в нем есть особый орган – "мозолистое тело", которое обеспечивает связи между полушариями, оптимальное совмещение двух механизмов восприятия и мышления: образного и логического. Эта нейрофизиологическая аналогия может быть перенесена на общество: в нем также должны существовать структуры, подобные "мозолистому телу". Их функция чрезвычайно важна, особенно в периоды социальных трансформаций, когда традиционные механизмы социальной саморегуляции нарушены, ценностно-нормативная система находится в переходном состоянии, "правила игры" плохо определены и не легитимизированы. Частью такой функции, без сомнения, является изучение реальных ментальных конструкций – устойчивых и эфемерных "обыденных теорий", сложившихся в умах людей и получивших массовое распространение. Ибо именно на основе этих "теорий" выстраивается реальное социальное поведение людей. Результаты такого изучения имеют смысл только в случае их публичного предъявления. Причем это важно и для "говорящих", и для "слушающих", так как и тем, и другим необходимо адекватно ориентироваться в социальной реальности. Осознание такого взгляда на общество – одна из составных частей самоопределения Фонда "Общественное мнение". И из него непосредственно выводятся некоторые важные следствия.

Во-первых, принцип открытости, принятый Фондом, – это не только и даже не столько составляющая "имиджбилдинга", сколько результат рефлексии своего социального места, своей функции элемента социального "мозолистого тела". Так что и web-сайт Фонда – это не периферийная форма презентации себя в общественной среде, а неотъемлемая часть нашей деятельности. Отсюда же – прямое участие в реальных общественно-политических делах, где отсутствие "мозолистого тела" может оказаться критическим – например, в подготовке и проведении знаменитого Гражданского форума осенью 2001 г.

Во-вторых, рефлексия социальной функции Фонда побуждает осмыслить основной жанр наших исследований и приводит к выводу, что этот жанр – особого рода аналитика. Дело в том, что в науке (здесь я воспроизвожу рассуждения Григория Кертмана) реально познающим субъектом выступает научное сообщество. Что касается общества, то до него доходят отголоски "научных теорий" в упрощенном и популяризированном виде, и они включаются прежде всего в "медиа-теории", транслирующие их в "обыденные теории". Грубо говоря, социальная функция научной деятельности – обслуживание науки как самостоятельного и цивилизационно значимого института. Аналитика, о которой идет сейчас речь, – дело совсем иное, хотя при поверхностном взгляде это не очень различимо. В нашем случае аналитика направлена на изучение текущего состояния "социальной атмосферы" как среды бытования массово распространенных "обыденных теорий", а также, что принципиально важно, на внесение результатов этого изучения в саму "социальную атмосферу", и прежде всего – в подпространство "медиа-теорий".

Отсюда сразу два принципиальных отличия нашей аналитики от собственно научных жанров. С одной стороны, она предполагает особое внимание не к общему, а к частному, к деталям, с другой – особую ответственность за то, чтобы получаемые результаты исследований были поняты даже теми, кто по роду своей деятельности весьма далек от нашей профессии. Последнее относится прежде всего к "людям говорящим", но также и к той части "людей слушающих", у которой есть любопытство и интерес к "обыденному теоретизированию" (например, чтобы быть "людьми говорящими" в своей микросреде).

Из сказанного следует, что Фонд "Общественное мнение" – это не столько научная институция, сколько своего рода социальная служба, ведущая особого типа наблюдения (опросы населения) за особого типа объектом ("социальная атмосфера") и представляющая итоги наблюдений в особого типа текстах (аналитика) для особого типа людей ("люди говорящие"). В процессе своей деятельности Фонд продуцирует новое знание, но оно в первую очередь предназначено не для обогащения "научных теорий", а, скажем так, для построения "медиа-теорий" об "обыденных теориях". Впрочем, речь идет об основной направленности работы Фонда, что вовсе не исключает возможности занятий "чистой наукой" на основе наших данных и нашей аналитики.

Надеюсь, знакомство с материалами сборника позволит читателю увидеть, как в работе Фонда воплощаются на практике те принципы, о которых здесь говорилось.

А. Ослон, Президент Фонда "Общественное мнение"