|
Три месяца, минувшие с момента избрания нового Президента России, похоже, не внесли существенных изменений в отношение россиян к В.Путину. Трудно сказать, что тому главной причиной: психологическая инерция, или относительно 'спокойная' экономическая ситуация, или слова и дела нового Президента, но электоральный рейтинг В.Путина, а также доверие кнему остаются примерно на том же уровне, как и во время его триумфальной победы на выборах (снижение произошло на считанные процентные пункты). По всей видимости, этот стабильный политический настрой значительной части населения страны отражает две доминирующие позиции общественного мнения. Во-первых, всеобщую удовлетворенность самим фактом смены высшей власти (убежденность в исчерпанности, тупиковости ельцинского правления 'режима' определяла политическую атмосферу конца 90-х годов независимо от идейно-политических предпочтений тех или иных групп россиян). Во-вторых, надежды на позитивные перемены, связываемые сновым национальным лидером надежды, питаемые не столько конкретными представлениями о его достоинствах, сколько силой потребности в таких переменах.
Последнюю мысль стоит пояснить. То, что россияне выбрали вПрезиденты человека малоизвестного, не проявившего себя в качестве публичного политика, не ознаменовавшего свое кратковременное пребывание на посту главы правительства какими-либо заметными свершениями, помимо второй чеченской войны, вряд ли можно объяснять лишь склонностью киррациональным решениям ('умом Россию не понять'). Несомненно, традиции национальной политической культуры здесь сказались, но дело не только в этом. В современной ситуации подавляющее большинство россиян просто не может сделать рациональный политический выбор, и причиной тому крайняя размытость, неопределенность облика основных политических сил и деятелей, их программ. В этих условиях предпочтение, естественно, формируется на основе догадок о личностных свойствах претендентов на власть, а потребность в 'хорошем правителе' укрепляет сделанный таким образом выбор, 'нагружаемый' ожиданиями и надеждами.
Жесткая линия В.Путина в борьбе с чеченским терроризмом сыграла решающую роль во взлете его популярности не потому, что данная проблема волнует россиян более всего (опросы общественного мнения показывают, что это не так), а потому, что в глазах многих характер решения этой проблемы продемонстрировал способность данного претендента на решительные, целеустремленные действия. А именно эта способность является качеством, которого большинство наших сограждан требует от высшей власти в первую очередь.
В то же время вопрос 'кто Вы, господин (мистер, товарищ) Путин?' продолжает оставаться актуальным не только для зарубежного, но для российского общества. В первую очередь для двух третей россиян, не голосовавших за В.Путина на президентских выборах, включая и ту половину, которая, судя по данным социологических опросов, не выражает сегодня доверия новому Президенту, но также, возможно, и для значительной части сторонников В.Путина, которые ждут от него действий, подтверждающих правильность сделанного выбора. От того, какой ответ граждане получат на этот вопрос, зависит и общественно-политическая атмосфера в России, и во многом ближайшее будущее страны. С приходом в Кремль нового хозяина проблема отношений власти и общества не утратила своей актуальности, скорее она поставлена заново. И решит ее выбор курса, которому страна будет следовать в предстоящий период, способы, которыми этот курс будет проводиться.
Насколько Президент и общество готовы к этому выбору? Поскольку речь идет о В.Путине, мы все еще в значительной мере остаемся в области гаданий. Можно, конечно, просто присоединиться к одной из многочисленных версий, предлагаемых СМИ, но предпочтительнее попытаться извлечь те пусть неполные, но более или менее правдоподобные выводы из того, что мы действительно знаем об этой политической фигуре.
Первый из них заключается в том, что В.Путин не пришел к власти сготовой программой, а находится в процессе политического самоопределения и выбора. По складу мышления Президент прагматик, а поскольку найти рационально-прагматическое решение стоящих перед Россией проблем задача неимоверно сложная, он испытывает острую потребность в тайм-ауте: где-то тянет с решениями, где-то действует методом проб и ошибок. И 'удостаивается' упреков со стороны некоторых СМИ, требующих немедленного обнародования полной программы.
Прагматизм Путина, конечно, не означает ценностной, идеологической индифферентности или цинизма. Но идеология Президента достаточно своеобразна: судя по высказываниям и некоторым действиям, его 'государственничество' представляет собой странную смесь либерализма и идеалов политического порядка, часто ассоциирующихся с представлениями осоветских спецслужбах. По рассказам, покойный О.Ефремов сказал о В.Путине: 'Его проблема в том, что он одинаково любит Дзержинского и Сахарова'. В.Путин стремится построить сильное государство, но вместе с тем такое, которое выглядело бы респектабельным с точки зрения норм современной цивилизации с ее либеральными идемократическими принципами. Ктому же, как прагматик, он понимает преимущества рыночной экономики над административно-командной, необходимость отношений сотрудничества со странами 'золотого миллиарда'. И биография нового Президента (от службы в КГБ до работы в команде либерала А.Собчака), и его взгляды могут в каком-то смысле символизировать 'переходное' состояние российского общества, одновременно стремящегося к радикальному обновлению, 'осовремениванию' и держащегося за старые представления о власти и порядке.
Некоторые последние действия власти иллюстрируют стремление найти некую 'среднюю линию' между либерально-демократическими и иными способами 'поддержания порядка'. Так, предпринимаются попытки достичь восстановления вертикали исполнительной власти не отменой выборности губернаторов, асозданием 'колпака', под который их посадят новые законы. Если история с 'наездом' на 'Медиа-МОСТ' и арестом В.Гусинского не является результатом чрезмерного рвения правоохранительных чиновников, а действительно инициирована высшей властью, то она намечает возможную схему действий в отношении оппозиционных СМИ. Данная схема исключает введение открытой политической цензуры и предполагает использование иных методов (например, применительно к НТВ дискредитацию владельца плюс стимулирование перехода компании под финансовую опеку 'Газпрома' и через него под контроль государства).
Судя по назначениям на ведущие 'экономические' посты в правительстве и президентской администрации, по экономической программе, подготовленной группой Г.Грефа, по налоговым законопроектам, В.Путин намерен осуществлять курс экономического либерализма. Однако и в этой области, по-видимому, придется искать некую среднюю линию между либерализмом, с одной стороны, и государственным патернализмом с прямым вмешательством в экономику сдругой. Иное трудно представить в условиях массового обнищания населения и громадного удельного веса 'лежащих' предприятий в промышленности исельском хозяйстве.
Немало политологов и журналистов видят способ реализации этой средней линии в так называемом 'просвещенном авторитаризме'. Некоторым из них (например, комментатору ОРТ М.Леонтьеву) символом 'просвещенности' кажется режим А.Пиночета, другие (как редактор 'Независимой газеты' В.Третьяков) используют формулу 'управляемая демократия', заимствованную у генерала Сухарто.
Режим довольно жесткого авторитаризма в России в принципе вполне возможен: практически он уже существует во многих 'суверенных' республиках и губерниях, и их пример показывает, что кровавые 'излишества' по чилийскому или индонезийскому образцу совсем не обязательны. Проблема, однако, в том, что формулу 'просвещенного авторитаризма' в наших условиях крайне трудно (если вообще возможно) наполнить конкретным реформаторским содержанием.
Для такого авторитаризма, кроме просвещенного высшего правителя, необходим еще столь же просвещенный бюрократический аппарат, готовый исполнять его волю. В наших же условиях задача сформировать такой либерально-ориентированный аппарат не менее трудна и долговременна, чем вывести российскую экономику на уровень американской или японской.
Выбор, который предстоит сделать Президенту, должен так или иначе соотноситься с выбором общества. Разумеется, это соотношение нельзя представлять себе в наивно-упрощенном виде: 'власть может сделать только то, что одобрит народ'. Данная формула не действует в полном виде даже всамых развитых современных демократиях, тем не менее, она применима кРоссии, где демократия носит в значительной мере формальный характер, где практически не существует системы обратных связей от общества к власти и где влияние народа на политику крайне ограничено. Это не означает, однако, что высшая власть обладает 'свободой рук' по отношению к обществу. Непосредственно ее свободу ограничивает, правда, не избравший ее народ, но экономические и политические элиты: никакой избранный Президентом курс внутренней и внешней политики не может быть последовательно осуществлен без достижения благоприятного для него баланса сил и позиций элитных групп.
Существуют разные точки зрения по поводу степени независимости В.Путина от так называемой кремлевской 'семьи', различных олигархических группировок, силовых структур. Споры рождает известная противоречивость действий Президента и реакций на них: с одной стороны, утверждение А.Волошина на посту главы президентской Администрации, с другой переход Б.Березовского и контролируемого им ОРТ в частичную оппозицию В.Путину. Наиболее близким к истине нам кажется мнение тех экспертов ФОМ, которые полагают, что Президент стремится шаг за шагом достичь независимости от наиболее мощных 'групп влияния'. Приходилось слышать и такое мнение: В.Путин совершает крупную тактическую ошибку, открывая битву сразу на два фронта: и против самовластия губернаторов (эта борьба очевидна), и против олигархов (это менее очевидно, но возможно, учитывая расхождения сБ.Березовским и 'наезд' на В.Гусинского, вызвавший единогласное осуждение со стороны крупнейших российских бизнесменов). Так или иначе, если В.Путин действительно хочет проводить последовательный либеральный курс вэкономике, ему придется добиться независимости от тех весьма влиятельных федеральных и региональных центров власти, которых этот курс лишает привилегий. И для этого неуклонно разводить власть и привилегированный бизнес, слияние которых является сущностной чертой российского 'номенклатурного капитализма' и придает ему застойный, антимодернизационный характер. А вот для кардинального решения этой задачи Президенту понадобится народная поддержка, как минимум пассивная, выражающаяся в устойчивом доверии к 'правильности' его действий. Естественно, возникает вопрос: какой политический выбор Президента может обеспечить ему такую поддержку?
Ответ отнюдь не лежит на поверхности и, как представляется, может быть дан вдвух несовпадающих плоскостях. Одна из них фиксируемое опросами общественного мнения арифметическое большинство в поддержку тех или иных позиций по основным проблемам развития страны. На этом уровне вряд ли возможно обнаружить какой-либо 'мандат', выданный власти на проведение определенного курса. Цели, которые выдвигает общественное мнение, как правило, бесспорны (поднять экономику, жизненный уровень народа, бороться с преступностью и коррупцией и т.д., и т.п.), но о способах их достижения, собственно исоставляющих содержание политики, большинство высказывается амбивалентно, и народные наказы допускают прямо противоположные толкования.
Это относится, например, к судьбоносному выбору между авторитаризмом и демократией. Недавно опубликованные 'наказы' респондентов ФОМ [Поле мнений. Доминанты. 2000. №007, 7 июня] подтверждают, что установление порядка в государстве (по формулировке социологов, 'создание эффективного механизма государственного управления') является одним из главных политических приоритетов массового сознания. Вместе с тем в приводимых высказываниях респондентов преобладают призывы к радикальному ужесточению президентской власти ('быть пожестче', 'быть хозяином страны', 'больше круководству привлекать людей в погонах', 'разобраться с автономными республиками'). Илишь менее одного процента затрагивающих эту тематику высказывались за продолжение реформ и развитие демократии!
Казалось бы, все ясно: общество готово поддержать авторитарный сценарий политического развития страны. Однако в действительности все не так просто. Едва ли не самым заметным симптомом авторитарных тенденций явились в последнее время действия властей, расцененные большинством СМИ как покушение на свободу слова. Опросы ФОМ показывают, что общество всвоем большинстве оценило эти действия аналогично (41% против 33% полагают, что власть намерена ограничить свободу слова) и еще более значительным большинством (50% против 23%) осудило их. Ответ на другой вопрос показывает, почему именно большинство россиян ценит свободу слова: 61% респондентов понимают ее как 'возможность открыто, безнаказанно выступать, критиковать власть' [Поле мнений. Доминанты. 2000. №008, 14июня]. Очевидно, что это большинство сделало демократический выбор.
Склонность к авторитаризму 'в принципе' и осуждение его реальных проявлений в общем объяснимо. Мне уже приходилось писать, что большинство россиян ни теоретически, ни практически не знают, что такое демократия; многие представляют ее в духе идеологии 'реального социализма' или отождествляют спостсоциалистическим хаосом, беспределом. Поэтому демократия как абстрактный идеал для большинства россиян не привлекателен, но одно из немногих реальных демократических завоеваний конца 80-х 90-х годов свобода слова ценится гражданами именно потому, что вошло в их повседневный социальный опыт.
Другой пример амбивалентных позиций по проблеме 'демократия или авторитаризм' отношение общества кпартии 'Единство'. Содной стороны, значительная доля россиян 34% против 9% положительно относится к этой партии, не имеющей ни идеологии, ни программы, откровенно выполняющей функции инструмента президентской власти. С другой стороны, еще более значительная доля 43% против 21% высказывается против превращения 'Единства' в единственную правящую партию по образцу КПСС, т.е. по сути дела против авторитарного варианта партийной системы [Поле мнений. Доминанты. 2000. №007, 7июня].
Наиболее значимая для общественного мнения сфера деятельности власти это, несомненно, социально-экономическая политика, призванная обеспечить подъем экономики и жизненного уровня во всех его аспектах (зарплата, пенсии, занятость, социальное обслуживание). В 'наказах' Президенту эту тематику затрагивают 55% респондентов. По данным майского опроса, 56% россиян полагают, что Путину следует активно проводить реформы (при 19% советующих ему воздержаться от них), 58% готовы поддержать политику активных реформ и лишь 13% отказали бы ей вподдержке [Поле мнений. Доминанты. 2000. №003, 11 мая. Приложение. С.13.14]. Реформы в восприятии российского массового сознания понятие довольно расплывчатое, однако, как полагают аналитики ФОМ, в основном в него вкладывается все же либерально-рыночный смысл. Если это так, Президент и либеральная группа в правительстве могут рассчитывать на широкую общественную поддержку провозглашенного ими социально-экономического курса.
Подобное впечатление, однако, опровергается суждениями большинства респондентов о том, что конкретно следует делать в экономике и социальной сфере. Многие опросы предыдущих лет показывают, что большинство россиян выступает против частной собственности на землю, недра, банки, предприятия промышленности и оптовой торговли, против свободного ценообразования, проникновения в российскую экономику иностранного капитала. Такие же высказывания типичны и для 'наказов' Президенту ('восстанавливать сельское хозяйство и промышленность, а не отдавать в руки иностранцев и частников', 'вернуть всобственность государства землю, недра', 'сделать газовую и нефтяную промышленность государственной', '...разобраться сприватизацией', 'помочь подняться колхозам'). И менее 1% респондентов высказались за продолжение нынешних реформ [Поле мнений. Доминанты. 2000. №007, 7июня. №008, 14июня]. Заметную оппозицию вызвал законопроект о введении единой ставки подоходного налога. Можно предположить, что намного более сильное сопротивление вызовет жилищно-коммунальная реформа, если она действительно будет проводиться в намеченные сроки. Ведь ее реализация означала бы весьма болезненный удар по жизненному уровню средних слоев общества, фактическое уравнение их с бедняками.
В целом отношение российского общества к рыночным реформам строится по схеме, противоположной той, которая характеризует его позиции по проблеме демократии. В данном случае 'реформы' вообще поддерживаются, а конкретные действия осуждаются. Все дело здесь, по-видимому, тоже вреальном опыте. Результаты проводившихся реформ для большинства оказались негативными респондентов, оценивающих их итоги отрицательно, вчетыре раза больше, чем тех, кто дает положительную оценку [Поле мнений. Доминанты. 2000. №003, 11мая. Приложение. С.13]. И это побуждает большинство настаивать на контрреформах (национализации, регулировании цен и т.п.). В то же время в обществе существует понимание (или ощущение) того, что Россия, ее экономика нуждается в радикальном обновлении, движении вперед, и ни простой возврат к старым устоям, ни пребывание в нынешнем состоянии не принесут улучшения. Логически эти две позиции явно не стыкуются. Но за их сочетанием, видимо, стоит смутное представление овозможности 'хороших' реформ, альтернативных реально проводившимся, которые смогут как-то соединить преимущества рынка игосударственной опеки.
Столь же амбивалентны и внешнеполитические позиции общественного мнения. Опросы последних лет говорят о росте национал-патриотических, державных, антиамериканских и антизападнических настроений, отражающем реакцию на снижение статуса и международного влияния страны, на установление 'однополюсного мира' и экспансию НАТО, на разочарование витогах 'прозападного курса' внутренней и внешней политики. Но даже вмомент наивысшего взлета антиамериканизма во время натовских бомбежек Югославии большинство респондентов ФОМ считали необходимым укреплять отношения с США.
Если исходить из 'арифметики' общественного мнения, оно как бы призывает власть двигаться в самых разных направлениях, и многие шаги В.Путина кажутся вполне соответствующими подобному 'заказу'. В том смысле, что они поддаются прямо противоположной интерпретации. Например, введение института 'генерал-губернаторов' и реформа Совета Федерации могут расцениваться как восстановление конституционного порядка в государстве и замена 89региональных политических режимов единым политическим и правовым пространством. Но может и как шаг к жестко авторитарной централизации, подрыву основ федерализма, регионального и местного самоуправления. Или, скажем, идея информационной безопасности воспринимается одними как признак вполне разумного желания государства разъяснять обществу свою политику, вывести ее из поля слухов и сплетен, а другими как способ прижать 'небезопасные' органы прессы.
Если подобная двусмысленность превратится в устойчивую линию поведения власти, в политику 'на любой вкус', мы будем иметь дело смодифицированным вариантом тех отношений власти и общества, которые характеризовали ельцинский период (особенно во время правительства В.Черномырдина). Этот недавний опыт показывает, что чем менее власть способна выбрать осмысленный ипоследовательный курс, тем более она отчуждается от общества и в результате становится добычей соперничающих верхушечных кланов.
В принципе проблема отношений власти и общества может решаться ивином ключе. Этот альтернативный сценарий предполагает как выбор последовательного политического направления, соответствующего возможностям общества, так и активную работу власти по расширению социальной базы такого курса. Понятие 'возможностей общества' в данном контексте не сводится к'арифметике', к противоречивым предпочтениям общественного мнения, фиксируемым социологическими опросами. Оно прежде всего должно учитывать проявляющиеся в этих предпочтениях модернизационные тенденции и потенции. 'Переходность' российского социума отражает, в частности, незавершенность процессов формирования социально-групповой структуры общества, осознания собственных интересов. Власть может активно воздействовать на эти процессы, стимулировать формирование и укрепление социальных групп, заинтересованных в модернизации.
Речь идет, как, очевидно, уже понятно читателю, о пресловутой 'проблеме развития среднего класса'. Ее неправильно было бы сводить, как это нередко делается, только к поддержке малого и среднего бизнеса, как ни важно само по себе это направление социально-экономического развития. Во всех развитых странах большинство 'среднего класса' это специалисты, ученые, менеджеры, преподаватели, социальные работники, люди, занятые в 'третьем секторе' все, кто способен осуществлять и распространять технические, социальные, культурные инновации. Нет надобности напоминать, что всовременной России положение большинства этих групп приближается кнеобратимой деградации.
И, наконец, последнее. Если российская власть всерьез намерена проводить модернизационные реформы, она должна осознать бесперспективность бюрократических методов их осуществления. Активную поддержку реформаторскому курсу могут оказать только люди и группы, ощущающие себя активными, самостоятельными участниками процесса, способные к самоорганизации, к выработке иреализации собственных инновационных программ. Развитие таких групп невозможно при сохранении нынешнего уровня бюрократического вмешательства и контроля. Если власть заинтересована в вовлечении максимальной части общества в процесс реформ, она должна стремиться ксужению сферы такого контроля, всемерно содействовать развитию гражданского общества. |
|