|
Борьба вокруг НТВ стала одним из наиболее заметных для россиян событий общественно-политической жизни. Достаточно напомнить, что за развитием ситуации вокруг телеканала следило, по данным ФОМ, 58% опрошенных, а об одном из кульминационных пунктов этой ситуации – митинге в защиту НТВ в Москве – знали 54% и 'что-то слышали' 30%. Эти цифры явно тянут на рекорд: число россиян, знавших о послании Президента Федеральному собранию, где – в сущности впервые за время правления В. Путина – были определены основные направления его политики, в два раза уступало числу интересующихся судьбой НТВ.(Доминанты. Поле мнений. 2001. № 013, 12 апреля. С. Е-1, И-1; № 014, 19 апреля. С. И-1.)
Столь высокий интерес к происходящему на популярном телеканале легко объясним. В любом современном массовом обществе, в том числе и в России, общение с телевизором составляет органическую часть повседневной жизни людей, удовлетворяя одновременно их потребности в досуге, информации и культуре. НТВ регулярно смотрела половина или больше (54%, по данным ФОМ (Доминанты. Поле мнений. 2001. № 013, 12 апреля. С. И-1.)) взрослых россиян, и уход журналистов с канала не мог не волновать эту громадную массу телезрителей.
Интерес к перипетиям ситуации вокруг НТВ подогревался остротой сюжета, столкновением диаметрально противоположных интерпретаций происходящего. Согласно одной из них, отстаиваемой прежде всего самим НТВ и СМИ 'Медиа-МОСТа', атака на телекомпанию – результат заговора высшей российской власти, использовавшей финансовый конфликт между Газпромом и В. Гусинским для уничтожения единственного независимого от государства оппозиционного общефедерального телеканала. Согласно этой интерпретации, акция Газпрома 'по захвату НТВ', как и события, приведшие к прекращению выпуска газеты 'Сегодня' и журнала 'Итоги', с одной стороны, преследование В. Гусинского Генпрокуратурой, с другой – взаимосвязанные компоненты одного и того же 'политического сценария, задуманного президентской Администрацией и направленного на подавление свободы прессы в России'.
Другая интерпретация, которую иногда в явной, 'лобовой', иногда в завуалированной, внешне 'нейтральной' форме преподносили массовой аудитории государственные телеканалы, многие газеты и популярные журналисты, была нацелена на отрицание или на минимизацию политического смысла событий вокруг НТВ, какого-либо активного участия в них властей, какой-либо их связи с проблемой свободы слова. С точки зрения сторонников этой интерпретации, НТВ стала жертвой конфликта двух олигархических корпораций, одна из которых – 'Медиа-МОСТ' – задолжала другой и, оказавшись финансово несостоятельной, потерпела поражение в полном соответствии с законами рыночной экономики. Печальная судьба НТВ, по мнению протагонистов этой 'экономической' версии событий, – отнюдь не поражение демократического принципа свободы слова, но торжество не менее демократического по своей сущности принципа прав собственности. Правда, некоторые сторонники этой версии сдабривали данное 'экономическое' объяснение дополнительным политическим соусом, выражая удовлетворение по поводу поражения телекомпании, политика которой, по их мнению, носила антипатриотический характер и отражала интересы 'Запада'. Другие, более 'либеральные' критики НТВ не позволяли себе подобных политических обвинений, не забывая, правда, мимоходом упомянуть об иллюзорности его независимости, о полной подчиненности позиций телекомпании конъюнктурным интересам собственника-олигарха.
Важно отметить, что вторую, 'экономическую' интерпретацию фактически поддержал своим авторитетом Президент России. Сначала В. Путин демонстрировал свое невмешательство в конфликт вокруг НТВ, потом как будто бы занял позицию, озвученную в известном интервью А. Коха: Президент-де считает своим долгом озаботиться судьбой менеджмента и творческого коллектива НТВ, независимо от результатов финансового конфликта Газпрома и 'Медиа-МОСТа', в который он, разумеется, считает себя не вправе вмешиваться. Позднее этот юридически безупречный принцип невмешательства был подтвержден заявлением Президента о необходимости разрешения конфликта в судебном порядке.
Какое влияние оказали эти противоположные интерпретации на общественное мнение? Здесь следует учитывать, что это влияние определяется не только убедительной силой каждой из них, качеством их аргументации, но и готовностью различных секторов общественного мнения эту аргументацию воспринять. Так, первую 'политическую' версию событий без особых размышлений охотно приняли, очевидно, те люди и группы, которых объединяет демократическое мировоззрение и недоверие или оппозиционность к В. Путину. В этом отношении характерно и безоговорочное принятие данной версии западными СМИ и общественным мнением, изначально подозрительно относившихся к российскому Президенту из-за его кагэбистского прошлого. Та же – большая – часть российского общества, которая этой антипутинской установки не разделяет, прислушаться к аргументам в пользу 'политической версии' в большинстве случаев особой охоты не проявила.
Если исключить фактор политических симпатий и антипатий, эта версия могла оказаться наиболее убедительной для тех, кто обладает возможностями и желанием объективно разобраться в мотивах и интересах как явных (Газпром, 'Медиа-МОСТ' с В. Гусинским и топ-менеджерами), так и неявных (структуры власти) участников конфликта и попытаться ответить на вопрос, который еще со времен Древнего Рима служил ключом к разгадке запутанных конфликтных ситуаций: qui prodest? (кому выгодно?). Применительно к казусу НТВ этот вопрос логически приобретает следующую конкретную форму: какую выгоду преследовал Газпром, столь настойчиво и агрессивно стремясь захватить телекомпанию? Маловероятно, что газовый монополист, выкачивающий громадные прибыли из богатств российских недр, мог проявить бурный интерес к тем несопоставимым по размерам и весьма ненадежным доходам, которые могло бы принести ему находящееся, по утверждению его же представителей, в тяжелом финансовом положении НТВ.
Если же предположить, что в данном случае играли роль не финансовые соображения, а какие-то иные, например, чисто 'медийные' амбиции Газпрома (иметь собственную популярную телекомпанию), остается непонятым, почему эти амбиции внезапно пробудились именно в период путинского президентства. Ведь г-н Р. Вяхирев и его команда до тех пор не были замечены в особом интересе к позициям в 'четвертой власти'. Для лоббирования своих интересов, продвижения во власть своих людей Газпром, опираясь на свои финансовые возможности, вполне мог использовать и не принадлежащие ему СМИ (если это не противоречило интересам их хозяев). Например, когда в момент острого политического кризиса 1998 года шла борьба за возвращение В. Черномырдина на пост главы Правительства, ведущие журналисты 'Медиа-МОСТа' – Е. Киселев и А. Венедиктов – с поразительной ретивостью пропагандировали 'политический вес' и даже 'харизму' известного, может, и неплохими, но совсем другими качествами Виктора Степановича и 'мочили' его конкурентов. Правда, убедить им, похоже, никого не удалось, но усилия-то были истрачены изрядные, чем и была подтверждена финансово-политически-медийная мощь Газпрома.
Те, кто внимательно следил за развитием ситуации на НТВ после ее 'оккупации' командой А. Коха, мог бы найти и дополнительные свидетельства против чисто 'финансовой' интерпретации событий. В этом отношении представляет интерес эволюция 'программных' высказываний руководителя всей операции – главы холдинга 'Газпром-Медиа'. Вначале А. Кох подчеркнуто отмежевывался от какого-либо интереса к содержанию вещания НТВ, ограничивал сферу деятельности своей фирмы упорядочиванием финансового менеджмента. Впоследствии акценты изменились: А. Кох стал говорить об 'излишней политизации' СМИ, принадлежавших 'Медиа-МОСТу'. Нетрудно понять, что означает деполитизация занимающей активную политическую позицию теле- или радиокомпании. Миллионы телезрителей, нажавших по привычке или из любопытства четверную кнопку своих 'ящиков' вечером первого воскресенья после смены команды на НТВ и увидевших вместо 'Итогов' Луи де Фюнеса с пляшущими девицами, вполне могли оценить смысл телевизионной стратегии 'Газпром-Медиа'. Кстати, весьма сомнительно, что рекламные паузы во вполне стандартных повторяющихся из канала в канал развлекательных шоу могут привлечь рекламодателей больше, чем праймтайм, используемый на наиболее популярные и оригинальные информационные программы. Так что и здесь финансовые приоритеты 'медийной' политики Газпрома под большим вопросом.
В пользу 'политической' версии мог бы свидетельствовать, наконец, внимательный анализ методов и стиля деятельности нынешней российской высшей власти. Едва ли не главная ее ближайшая цель, целиком поддерживаемая подавляющим большинством общества, – восстановление дееспособности государства. Одним из важнейших средств достижения этой цели признается устранение или минимизация факторов, препятствующих эффективному осуществлению государственной политики. Если такие факторы представлены определенными субъектами, институтами или социальными группами, команда В. Путина по возможности избегает открытого конфликта с ними и предпочитает действовать путем обходного маневра, добиваясь своей цели с помощью довольно изощренной политической технологии. Такого рода технологии опираются на высокий рейтинг общественного доверия Президенту, его громадный электоральный ресурс и в то же время реализуются в операциях, внешне никак не противоречащих закону. Эта легитимность придает им форму событий, происходящих как бы в силу естественного, нормального хода политического процесса или 'правил игры' рыночной экономики и позволяет отвести в тень авторов сценария.
НТВ, по всей вероятности, рассматривалось президентской командой (или какой-то из таких команд) как препятствие на пути восстановления дееспособности государства. И дело здесь, как мне кажется, не только в независимости (от государства) и в оппозиционности телекомпании. Основную роль, скорее, играло другое: ее нескрываемая враждебность лично В. Путину. Сказались ли здесь какие-то личные пристрастия или политические расчеты В. Гусинского и наиболее близких к нему топ-менеджеров либо интеллектуальный уровень и кругозор ведущих 'аналитиков' НТВ, но недоверие и подозрительность ко всему, что говорил и делал В. Путин, тиражирование всякого рода негативных слухов и догадок об его целях и планах, стали едва ли не центральной темой политических комментариев НТВ. Подобная тенденция могла показаться весьма опасной Кремлю, ибо она грозила подорвать главный ресурс его власти – популярность Президента. Такого рода опасения базировались на весьма распространенных в политических кругах преувеличенных представлениях о силе воздействия ТВ на массовое сознание и, возможно, на унаследованной от советских элит нетерпимости к публичной критике высших руководителей, но, так или иначе, они, можно предположить, сыграли роль в 'деле НТВ' и стимулировали сценарий решений тревожной политической проблемы легитимными 'экономическими' методами.
'Экономическая' форма, которая была придана всей операции, оказала значительное влияние на ее восприятие общественным мнением. По данным ФОМ, с объяснением ситуации вокруг НТВ преимущественно финансовыми причинами согласилось 43% респондентов, а с политическим объяснением – 30%. В отказе относительного большинства связывать 'дело НТВ' с действиями власти, очевидно, сказался также 'фактор В. Путина' – многие доверяющие Президенту не хотели верить, что он несет ответственность за происшедшее. Интересно, что доля разделяющих 'экономическую версию', почти совпала с электоральным рейтингом В. Путина, а в его электорате доля сторонников 'экономической версии' (45%) несколько выше, а сторонников 'политической версии' (26%) ниже, чем в населении в целом. (Доминанты. Поле мнений. 2001. № 014, 19 апреля. С. И-3.)
Нельзя вместе с тем не видеть, что стремление власти продемонстрировать свою непричастность к делу НТВ лишь частично достигло желаемого результата. Около трети россиян, в том числе более четверти политических сторонников В. Путина не поверили в эту непричастность. Еще важнее, что в течение первой половины апреля, когда развертывались события вокруг НТВ, рейтинг В. Путина упал на рекордную для 2001 года величину, сократившись на 6 п.п. (с 48% до 42%)( Там же. С. А-1.). Это должно было бы побудить власть серьезно задуматься над вопросом, что больше содействует ее авторитету: терпимость к критике в ее адрес, пусть даже не во всем обоснованной и тенденциозной, или устранение источника такой критики?
Развитие ситуации вокруг НТВ, особенно после перехода руководства каналом к команде 'Газпром-Медиа' и ее освещение большей частью СМИ, в том числе государственными телеканалами, еще больше содействовало 'деполитизации' проблемы, сведению ее смысла к беспринципной схватке олигархических корпораций. Сомнительное в этическом отношении поведение Е. Киселева по отношению к коллективу НТВ, его 'вторжение' на ТВ-6 и конфликт с частью популярных 'звезд', покинувших команду НТВ, истерическая атмосфера внутри этой команды, транслируемая на миллионы телеэкранов – все это снижало ее имидж, разрушало отстаиваемый ее лидерами образ НТВ как защитницы демократии и свободы слова. Многие СМИ стали распространять модифицированную по сравнению как с 'экономической', так и с политической версиями трактовку ситуации вокруг НТВ, смысл которой сводился примерно к следующему: какими бы причинами не объяснять судьбу НТВ, жалеть особенно не о чем, и вообще, ничего чрезвычайного не произошло. Позиции НТВ никогда не были ни независимыми, ни принципиальными и целиком определялись интересами ее хозяина; переход его к новому собственнику ничего, в сущности, не меняет, а его ведущие журналисты и наиболее популярные программы никуда не делись и остаются в эфире.
Подобная, опирающаяся на вполне реальные факты (и в последнее время, похоже, преобладающая в СМИ) интерпретация событий по многим признакам ослабила наметившийся было подъем движения в защиту свободы слова и НТВ, объединившего демократически настроенную общественность крупных городов и воплотившегося в двух многолюдных митингах в Москве. Тем более что некоторые известные журналисты поспешили объяснить эти события небескорыстными связями между бывшим собственником НТВ и движением 'Яблоко'. Даже экс-диссидент писатель В. Войнович, которого трудно заподозрить в симпатиях к 'гонителям' НТВ, счел нужным выразить свое скептическое отношение к акциям в защиту телекомпании. 'Кого защищаем?' – таков примерно смысл этой позиции. Нельзя не заметить, что в ней, в сущности, смешиваются два разных вопроса: сам принцип свободы слова и морально-политическая оценка конкретного органа прессы, эту свободу использующего.
Российская публика столкнулась, таким образом, с одной стороны, с возрастающим многообразием осмысления событий вокруг НТВ в источниках информации, а с другой – с реальным фактом насильственного пресечения деятельности телекомпании в ее прежнем формате и персональном составе, с ее политическими ориентациями и предпочтениями. Реакция общественного мнения на весь этот достаточно сложный и противоречивый событийный и информационный ряд, разумеется, не может быть однородной. На примере выбора между 'экономической' и 'политической' версиями событий мы уже видели, что по проблеме НТВ российское общество расколото. Но этот раскол не сводится к простому противостоянию 'сторонников' и 'противников' компании и отстаиваемых ею позиций. Он проходит по нескольким, не совпадающим между собой линиям.
К характеристике одной из этих линий, о которой уже говорилось выше, – 'экономической' или 'политической' трактовке событий стоит добавить следующее. 'Экономическая' версия, снимающая ответственность за происходящее с властей и совпадающая, на первый взгляд, с официальной позицией, отнюдь не означает ни согласия, ни одобрения, ни даже индифферентного отношения к тому, что произошло с НТВ. Если эту версию поддерживает относительное большинство (43%), то почти такое же большинство (41%) в конфликте НТВ с 'Газпром-Медиа' симпатизирует, по данным ФОМ, НТВ, и доля последних значительно превышает долю сторонников 'политической' версии (30%). Другому участнику конфликта – 'Газпром-Медиа' – симпатизирует в семь раз меньше респондентов (6%) по сравнению с числом сторонников 'экономической' версии (Доминанты. Поле мнений. 2001. № 014, 19 апреля. С. И-1.). Таким образом, многие из тех, кто не соглашается фактически с утверждениями руководства НТВ об его преследовании властью и разделяет скорее официальную версию, в то же время выступают на стороне компании в ее борьбе с Газпромом или теми, кто стоит за ним. Относительное большинство респондентов (40%) выразило отрицательное отношение к смене руководства компании (среди постоянных зрителей НТВ – 56%). Еще более рельефно это различие между противостоящими позициями источников информации и дифференциацией их массовой аудитории выражает тот факт, что почти половина (47%) респондентов ФОМ считает реальной угрозу свободе слова в России (не согласно с этим 36%)(Доминанты. Поле мнений. 2001. № 013, 12 апреля. С. И-3, И-4.). В сопоставлении с гораздо меньшей долей сторонников 'политической' версии 'дела НТВ' это означает, что данная угроза не обязательно исходит в представлениях массового сознания от политической власти. Похоже, в своей реакции на события вокруг НТВ это сознание выработало нечто вроде своей собственной позиции, отличной от тех, которые предлагали ему политики и журналисты.
Основные особенности этой позиции просматриваются в ответах респондентов на открытый вопрос ФОМ: 'Как Вы объясните, что происходит вокруг компании НТВ?'. Они прежде всего показывают, что подавляющее большинство тех, кто объясняет происшедшее экономическими причинами, вовсе не разделяет официальной (и газпромовской) 'экономической' версии, доказывающей, в сущности, легитимность смены собственника и менеджмента НТВ. В духе этой версии высказалось лишь 3% опрошенных, фактически повторявших аргументы 'Газпром-Медиа' и противников НТВ в СМИ: 'НТВ влезли в долги, а отдавать долги нечем'; 'раздувают из мухи слона – за долги надо платить, к свободе слова никакого отношения'.
Значительно больше, но тоже не особенно много респондентов – 7% объяснили события вокруг НТВ политическими причинами. Большинство их повторило версию НТВ ('самая объективная телекомпания, поэтому продают, чтобы закрыть рот'; 'Путин, власть хотят прибрать к рукам неугодную компанию'), остальные видят в судьбе НТВ результат политических интриг, инициаторами которых одни считают правительство, власть, другие – противников Президента ('репутацию Путина хотят подмочить'), третьи вообще не пытаются разобраться в движущих силах интриги ('политика какая-то тонкая').
Значительное большинство – примерно 60% опрошенных – не присоединяются ни к той, ни к другой версии и видят главную причину конфликта в беспринципной, грубо корыстной борьбе за власть и собственность ('делят денежный мешок'; 'борются за лакомый кусок', 'драка за власть'). Субъектами этой борьбы респонденты чаще всего считают олигархические группировки, иногда называя конкретные имена ('Гусинский борется с Березовским'), иногда высказываясь в духе 'национал-патриотического' антисемитизма ('еврейские рожи делят деньги') или антизападной ксенофобии ('хотят продать канал за границу'), в некоторых случаях считая участником борьбы Президента России, воспринимаемого в данном случае просто в качестве носителя личных властных амбиций ('не поделили власть с Гусинским Путин'). Некоторые переносят центр тяжести конфликта на борьбу вокруг личных интересов менеджмента НТВ ('Киселев устраивает безобразие: имеет личную выгоду и втягивает народ в эту бучу') или на столкновение интересов трудового коллектива с новыми хозяевами канала. Однако основная масса считающих корыстные интересы причиной борьбы вокруг НТВ не проявляет особого желания конкретизировать эти интересы и их носителей: для них достаточно выразить свое негативное отношение к тем и другим, обозначить их как силы, не имеющие ничего общего ни с какими-либо позитивными ценностями (вроде свободы слова), ни с интересами страны и общества, как источники всеобщего беспредела ('то, что и везде, – передел и беспредел').
Природа этой позиции убедительно раскрыта в комментарии социологов ФОМ. Массовое российское сознание, считают они, еще не доросло до признания легитимности частной собственности, во всяком случае, крупной, ассоциируемой с большим богатством. Поэтому конфликт вокруг прав собственности оно склонно рассматривать в духе 'стихийного прудонизма' – как 'драку воров из-за награбленного' (Доминанты. Поле мнений. 2001. № 014, 19 апреля. С. И-5 - И-7, И-18.). Стоит добавить, что подобные представления, возможно, объясняются не столько незрелостью российского сознания, сколько сомнительным происхождением многих крупных состояний и далеко не конструктивным характером экономической деятельности значительной части крупного бизнеса (здесь, кстати, можно провести определенную параллель с ситуацией во Франции первой половины Х1Х века: появление прудонизма в немалой мере было связано с тем, что крупный капиталист воспринимался там больше как банкир-ростовщик или казнокрад, чем как конструктивный социальный персонаж).
Так или иначе, если, как отмечалось выше, операция по смене собственности на НТВ преподносилась как акция, соответствующая легитимным принципам рыночной экономики, эта 'пиаровская' цель была достигнута лишь отчасти. Большинство россиян поверило в экономические причины конфликта, но не в респектабельность и легитимность действий его участников.
Как же объяснить в свете этих массовых представлений тот факт, что относительное большинство – 41% – опрошенных, в том числе 39% сторонников 'экономической' версии оказались в конфликте на стороне НТВ (на стороне 'Газпром-Медиа' – лишь 6%, ни на чьей стороне – 38%)? Социологи ФОМ справедливо объясняют его тем, что, зная о принадлежности НТВ В. Гусинскому, телезрители не отождествляют журналистский коллектив и программы, выходящие в эфир на четвертом канале, с его собственником-олигархом (Там же. С. И-17, И-22, И-23.). Эти программы представляют для них самостоятельную ценность, независимую от корыстных интересов и морального рейтинга собственников и топ-менеджмента НТВ. Это предположение подтверждается тем, что 40% опрошенных, в том числе 56% постоянных зрителей НТВ, отрицательно отнеслись к смене руководства канала: соответственно 27% и 39% считали, что после такой смены работа канала ухудшится (Доминанты. Поле мнений. 2001. № 013, 12 апреля. С. И-2.). Можно заключить, что в массовом сознании негативное или в лучшем случае индифферентное отношение к мотивам всех участников конфликта вокруг НТВ достаточно четко отделяется от восприятия отрицательных последствий этого конфликта для системы массовой информации. Иными словами, телезрители проявили большую по сравнению с основной частью политической и журналистской элит способность к дифференциации различных сторон проблемы НТВ.
В чем же состоит ценность программ НТВ и профессиональных качеств производящего их журналистского коллектива для массового телезрителя? В первом приближении ответить на этот вопрос позволяет тот факт, что около половины (47%) респондентов, в том числе 40% потенциальных избирателей В. Путина, согласились в контексте опроса по проблеме НТВ с мнением о существовании угрозы свободы слова в России (в младших и средних – до 50 лет – возрастных группах, а также в наиболее образованных слоях такого мнения придерживается абсолютное большинство) (Там же. С. И-3.). Такая позиция вряд ли в большинстве случаев означает согласие с образом НТВ, как своего рода светоча и последнего оплота демократии и свободы слова, распространявшимся ее прежним руководством. В проведенных ФОМ фокус-группах многие их участники высказывали убеждение, что принадлежность органа СМИ частному хозяину исключает подлинную свободу слова для журналистов ('Если ты говоришь только то, за что тебе платят, какая это свобода слова? Ее нет и не будет'; 'На частном канале озвучиваются взгляды людей, стоящих у руля этого канала'). В ответах на открытый вопрос о сути происходящего вокруг НТВ тему свободы слова затронуло только 4% респондентов (Доминанты. Поле мнений. 2001. № 014, 19 апреля. С. И-6, И-24.). Если сопоставить эти данные с широко распространенной убежденностью в существовании угрозы свободе слова в России, получается, что эту 'свободу' множество россиян понимают иначе, чем независимость журналистов конкретного телеканала. (В комментарии ФОМ (Там же. С. И-24) отмечается, что респонденты 'под свободой слова понимают, как правило, не возможность свободной конкуренции точек зрения в макросоциальном масштабе, а не-ограниченное право индивида (в данном случае журналиста) отстаивать свою личную позицию в эфи-ре'. Мне представляется, что в действительности в массовом сознании присутствуют оба эти понима-ния, и понятие 'свободы слова' (как и многие другие 'общие' понятия) выступает в нем как полисе-мантичное. При этом 'макросоциальный' его смысл менее осознан, более латентен, но он проявляется и выступает на первый план в социологическом опросе, когда соответствующий вопрос ставится имен-но в 'макросоциальном' (угроза свободе слова в России) контексте, а не применительно к конкретному органу СМИ.)
Значительно чаще – особенно среди сторонников 'политической' версии происшедшего с НТВ, то есть убежденных в его преследовании властью, – встречается мнение, что канал более объективен, сообщаемая им информация более правдива, чем та, которая исходит от других телекомпаний и органов СМИ. Однако и эта позиция разделяется меньшинством – не более 13% респондентов, если судить по ответам на открытый вопрос ФОМ. Среди потенциальных избирателей В. Путина около половины (49%) постоянных зрителей НТВ и треть сторонников Президента осуждает смену руководства каналом. (Доминанты. Поле мнений. 2001. № 013, 12 апреля. С. И-3, И-4.) Приверженность НТВ, таким образом, отнюдь не равнозначна согласию с его политической ориентацией.
В ходе углубленных индивидуальных интервью с жителями крупных российских городов (проведенных в рамках исследовательских проектов ВЦИОМ и ФОМ) многие респонденты рассказывали, что они получают политическую информацию от НТВ, причем нередко (что подтверждают и данные репрезентативных опросов) смотрят и информационные передачи других телеканалов. Некоторые из них отмечали, что сопоставление сообщений различных источников информации облегчает им понимание происходящего, выработку собственной точки зрения.
Возможно, здесь лежит ключ к объяснению того протеста, который вызвало в российском обществе происшедшее с НТВ. В его основе – потребность в разнообразии в самых разных сферах жизни человека и общества – потребность, пробужденная и укрепленная разрушением всеобщего нивелирования и предельной стандартизации, господствовавших при 'реальном социализме'. В сфере информации особая острота этой потребности обусловлена ее взаимосвязью с потребностью многих в интеллектуальной автономии и самостоятельности, которые недостижимы без информационного плюрализма. 'Старое' НТВ было дорого людям не столько своей 'независимостью' и оппозиционностью и даже не столько своей большей правдивостью, сколько тем, что оно было другим по сравнению с остальными телеканалами. И в угрозе ему они увидели признак возврата к безличности, монотонному, лишенному 'перца', интриги однообразию информационного поля, от которого они успели отвыкнуть за последние
Большинство россиян не возлагают, как мы видели, на власть ответственности за происшедшее с НТВ. Но в то же время относительное большинство (39% против 27%) считает необходимым вмешательство Президента в ситуацию ( Там же. С. И-4). Эта позиция объяснима: люди полагают, что их право на информацию ущемлено, все решения по НТВ приняты без учета их интересов и в духе традиций русской политической культуры, приписывающих высшему властителю главную роль в разрешении всех общественных конфликтов и проблем, ожидают от него исправления ситуации.
В итоге получается, что результаты борьбы вокруг НТВ не принесли выигрыша никому из ее участников. Формальный 'победитель' – Газпром вряд ли компенсирует весьма сомнительными финансовыми выгодами от овладения компанией моральный ущерб, который он понес в общественном мнении, жестко осудившем участие и роль во всей истории А. Коха и Б. Иордана. Власть, приступающая к проведению трудных реформ и особенно остро нуждающаяся поэтому в активной поддержке общества, вновь продемонстрировала ему 'закрытость' своих действий, отчужденность от его запросов и интересов (44% опрошенных, в том числе 40% сторонников В. Путина заявили в ходе опроса, что им непонятна позиция Президента по отношению к конфликту вокруг НТВ) (Там же. С. И-4.). Главный же ущерб понесли многомиллионные массы телезрителей. Спрашивается: зачем было огород городить? |