|
Человек и телевизор
И: Как Вы думаете, какую роль играет телевидение в жизни людей? Какое место оно занимает в их повседневном существовании?
Р: Ну ответ естественен. Во-первых, источник информации. Во-вторых, источник релаксации.
И: Понятно.
Р: Далее, так сказать, иногда выполняет функцию такой психологической поддержки, иногда – функцию раздражителя.
И: И наоборот, да?
Р: Да.
И: Поддержки наоборот.
Р: В принципе телевизор в современной действительности – это тот спутник жизни, который, нравится это или не нравится, является таким же постоянным, как погода. Что касается российского телевидения конкретно, то на мой взгляд, оно достаточно, с одной стороны, однообразно, а с другой стороны, разнообразно. Уж если очень хочется чего-то, человек может сам себе создать оптимальную программу.
И: Переходим ко второму вопросу. Что, по Вашему мнению, привлекает сегодня зрителей, что нравится им в российском телевидении? Какие передачи, программы пользуются особой популярностью и почему? А следующий вопрос: что не нравится зрителям в отечественном телевидении? Каковы, по Вашему мнению, основные претензии аудитории к российскому ТВ?
Р: Судя по рейтингам, нравятся прежде всего сериалы, и в большей степени отечественные, судя по тому, что сегодня тихо скончалась "Санта-Барбара"...
И: Да, скончалась? Я не смотрела. Она скончалась все-таки?
Р: Сегодня она заканчивается.
И: Сегодня последняя. Хорошо.
Р: И судя по тому, что российское телевидение отказалось от показа последних 98-ми серий, рейтинг упал уже настолько, что не оправдывает вложений. А рейтинги наших отечественных сериалов достаточно высокие.
И: Высокие?
Р: То вот, собственно, и в этой степени.
И: И даже, может быть, тенденции...
Р: Да, а тенденция здесь такая: все-таки, понимаете, когда начиналась эпоха сериалов вот таких мыльных, аудитория, в силу определенной социальной пассивности... Ну, возьмем, скажем, годы какие, с начала перестройки...
И: Конец 85-го – начало 90-х.
Р: Конец 80-х – начало 90-х.
И: Да.
Р: В основном господствовали латиноамериканские телесериалы.
И: Да, помню, там Кастро.
Р: "Рабыня Изаура" там, "Богатые тоже плачут", "Мария" и так далее. В тех сериалах была одна простая и ясная вещь – если ты удачливый человек, если ты хороший человек, ты сиди на берегу у моря и жди, когда приплывет госпожа Удача: придет принц и так далее. И это отражало некую социальную пассивность, а потом стали интересовать более социально активные персонажи, и тогда североамериканские сериалы стали завоевывать популярность, в частности, "Санта-Барбара", "Даллас", другие какие-то еще сериалы. Потом был такой почти североамериканский сериал, но он австралийский, "Эдем".
И: А, да, сейчас его показывают снова.
Р: Сейчас его показывают уже в пятый или десятый раз. Вот где герой достаточно социально активен, энергичен, сам устраивает свое счастье. И это стало больше нравиться. Это свидетельство о том, что в общем рынок начинает будить людей, но все-таки эта иноземная жизнь – красочная, яркая, светлая, страстная и так далее, человеку хочется чего-то и сермяжного, да? В смысле, когда переешь пирожного, то как-то...
И: Пресыщаешься.
Р: Черная корочка, она...
И: Да, приятная.
Р: Хорошо идет. Такая сермяжная эпопея начинается с различными отечественными сериалами: "Улицы разбитых фонарей", "Менты", "Убойная сила", "Бандитский Санкт-Петербург", "Тайны следствия", которые сейчас идут, "Гражданин начальник", возобновленный серил, там снова вернулись "Следствие ведут знатоки" и так далее. То есть вот это окупается, это дает высокий рейтинг, значит, это приток рекламы и так далее. Вообще сериалы, они интересны, конечно, не как произведение искусства, потому что они как произведение искусства – ноль с минусом. Они интересны как некий показатель, как термометр, на котором показывается жизнь или температура подсознания, интерес подсознания.
И: Самих зрителей.
Р: Подсознание толпы, да, конечно, массовое подсознание. Массовое подсознание – трудно определимая категория, скажем, проще определить индивидуальное подсознание, а массовое – достаточно сложная штука, но, тем не менее, по успеху тех или иных сериалов можно угадывать, какая погода.
И: Это интересно, да.
Р: И поэтому, скажем, глядя на тех или иных героев этих самых сериалов, на их образы, их навыки, среду обитания... Что такое вчерашние милиционеры, советские милиционеры, судя по "Следствие ведут знатоки", – это такие начальники-моралисты. Они знают, как надо жить, как не надо жить, они занимаются главным образом не раскрытием, не столько раскрытием преступлений, сколько их предупреждением.
И: Воспитанием.
Р: Воспитанием, перевоспитанием, поэтому троица этих знатоков как раз и означает... Знаменский – начальник, женщина – эксперт, криминалист, она научно подходит к этому. И такой рубаха-парень, характерный такой персонаж, это сам майор Томин. В таком вот качестве они и вернулись, правда уже актриса умерла.
И: Умерла.
Р: Эльза Леждей умерла, и теперь ее играет уже другая. Ну они так, а вот та же "Улица разбитых фонарей"... Здесь герой такой же, как всякий другой человек, любит выпить, вовремя не получает зарплату, слегка презирает начальника своего.
И: Это жизнь сегодняшняя.
Р: Да, но, тем не менее, делает свое дело. И отношение к делу обусловлено не тем, что он находится на государственной службе, а просто человеческим достоинством. Я делаю это, потому что считаю: так нужно.
И: По-другому не могу, да?
Р: Да, это уже похоже на американскую модель государственного человека, похоже, но еще не все. Даже в американском кинематографе, в вестерне, там шерифы кто такие, государство их, что ли, наняло? Нет, они сами, в силу своих определенных человеческих качеств и достоинств, взяли на себя эту обузу – следить за порядком в той округе, в которой они живут. Нацепили себе звезду шерифа, у них есть оружие, конь верный, еще несколько верных друзей, и они делают свое дело. Вместе с тем, они делают государственное дело. То есть как бы там государство прорастает снизу, из потребности в том, чтобы были те или иные институты правопорядка. А у нас в принципе всегда государство – это нечто построенное, а мы уже его, так сказать...
И: Сохраним, да.
Р: А сейчас, судя по всему, идет вот этот процесс. По этим сериалам можно следить, насколько мы успешно продвигаемся.
И: Хорошо, Юрий Александрович, мы остановились на сериалах как наиболее популярных передачах.
Р: Да, далее, что еще – игры, конечно. Это те же настроения: расчет на удачу. Первая игра в этом отношении была, я не беру "Что? Где? Когда?", это совершенно другой жанр...
И: Ну да, конечно.
Р: А я беру "Поле чудес". "Поле чудес" было лицензионным продуктом, "Колесо фортуны" называлось в свое время. Ее адаптировали к российской действительности. Причем в начале ее не очень адаптировали, когда ее вел Листьев. Она адаптировалась после того как у колеса встал Якубович. Ведущий стал характерным персонажем, то есть "посланцем фортуны" и вне игры. Якубович – это такой герой-простак.
И: Да.
Р: Немножко шут, да. В начале, в виду того, что был жуткий дефицит ширпотреба – пылесосы, фены и так далее, и эти выигрыши падали на того или иного человека, мы как бы смаковали радость удачи наших граждан. А сейчас это немножко другая передача, у нее другой смысл. Сейчас это превратилось в шоу подарков Леониду Якубовичу, который все время надевает тюбетейки, халаты узбекские, дарят ему наливки и так далее. Это уже как бы немножко другое, а вот что там выигрывается, это уже другой десяток.
И: Да, интересно, я не думала об этом.
Р: А тем временем стали раскручиваться другие шоу-викторины: "Как стать миллионером", "Слабое звено" и так далее. Вот они очень занимают зрителей, действительно. И здесь тоже есть как бы разные жанры. Вот сейчас новая игра, "Русская рулетка", условно в жанре шоу-викторины "Твиглер". Интересно, как у человека начинает учащенно биться сердце, и он проваливается в люк. Тут идет какой-то поиск. Это во всем мире, это и в России.
И: Азарт, сделать человека азартным...
Р: Это, в основном, чисто спортивный интерес.
И: Спортивный или же изменение психологии человека?
Р: Нет, это спортивный интерес. Бывают разные социологические аспекты этих самых игр. Вот "Что? Где? Когда?" – это такая командная игра, мозговой штурм.
И: Это интеллектуальная игра.
Р: Это интеллектуальная игра. А есть игры, которые соответствуют картине современного мира с его конкуренцией, и тогда от человека требуется определенный какой-то моральный ресурс. Вот игра, скажем, "Слабое звено", когда весь смысл не в том, что сильнейший выиграет, а в том, что идет интрига, в том, чтобы сильнейшего отодвинуть.
И: Это хорошо для общества в целом?
Р: Это школа. Вот как можно в ситуации конкуренции не быть свиньей, не оказаться подлецом?
И: Не получается.
Р: Почему? Это не получается, потому что мы не приучены к этому, мы не умеем этого делать.
И: Вот у социолога Мелзера, который считается патриархом социологии, специальная глава есть: "Мораль бизнеса". Он берет интервью у президентов крупнейших компаний, и они, в частности говорят, что мораль бизнеса – это джунгли.
Р: Это чепуха. Всякие джунгли имеют свои правила и свои законы. И всегда, от начала цивилизации и до сегодняшнего дня, мораль человека проходила определенные испытания. Она никогда не была одной и той же, но всегда проходила испытания. Предложу Вам классический, так сказать, пример: "Герой нашего времени". Печорин очень дружил с Максимом Максимовичем. Проходит определенное время, они встречаются, и Печорин едва вспоминает и замечает Максима Максимовича. И Максим Максимович переживает. Так вот, дело не в том, что Печорин стал таким негодяем и мерзавцем, а в том, что возникли новые моральные отношения. Лермонтов очень хорошо показывает это. И это испытание для морали, это мораль, которая должна усложниться. Она должна по-новому учесть человеческие взаимоотношения и так далее. Мы в советское время жили в определенных условиях: коммуналки и так далее, и у нас было мало выбора.
И: Вы имеете в виду поведение?
Р: Поведение, ценности, в самих ценностях было мало выбора.
И: Да.
Р: Главной радостью была комната, чтобы была ванна, машина, дача – это уже было какое-то совершенно запредельное счастье.
И: Ну сейчас тоже небольшая часть населения имеет все, а остальные?
Р: А сейчас есть выбор и возможность для многих слоев населения делать деньги и для себя открывать еще больший выбор. И вот тут мораль человеческая проходит испытания. Не трудно быть моральным и человечным, когда ты, так сказать, вот...
И: Ничем не располагаешь, да?
Р: Тебе ничего не надо, ты катаешься на трамвае с работы – на работу и получаешь там в лучшем случае 120 рублей, а в магазинах ни черта нету. Не трудно быть моральным в этой ситуации. На войне не трудно быть моральным, как ни странно.
И: Да.
Р: Трудно быть моральным, когда жизнь предлагает такой, так сказать, веер возможностей. Ведь это же игра "Слабое звено", да?
И: Конечно.
Р: Это игра. В этой игре ты можешь быть подлецом, а можешь сохранять в любой ситуации свое достоинство. Вот научись не поливать грязью своего соперника.
И: Да, понятно.
Р: Вот чему должна учить игра. Другое дело, что мало кто проходит это испытание.
И: Конечно, да, но...
Р: Я не представляю, как я, Вы встали бы в этот круг.
И: Да.
Р: Вы бы, проиграв, сказали бы, что человек подонок, мерзавец и так далее. Думаю, что не сказали бы. Ну, могли бы обидеться.
И: Нет, конечно.
Р: Но Вы понимаете, что оскорблять другого человека – значит ронять собственное достоинство. Вот это не все понимают.
И: Это как бы воспитывает посредством игры, да.
Р: Я очень не люблю слово "воспитывать".
И: Ну а как проникнуть в эту душу человека?. Ну понятно назначение этой игры: показать, что можно и так, и так.
Р: Ну конечно, можно. То есть, в принципе, эти игры, они социализируют в какой-то степени. Я очень часто по почте получаю отклики по поводу этих игр. Боже, какой удар по нашему чувству коллективизма! Мы же такие были коллективисты. Значит, были плохими коллективистами, друзья мои. Коллективизм есть поверхностный, казарменный. В казарме очень много коллективизма.
И: Много?
Р: И при советской власти это был казарменный коллективизм. А вот нормальный коллективизм, который идет не от того, что тебя согнали в какую-то зону, а от того, что ты сам определяешь свои поступки, свое уважение к другим людям.
И: Думаю, что да, но с другой стороны, социальные условия требуют еще определенного поведения.
Р: Ну конечно, ну они не требуют, они предлагают. А уж сам человек должен решать.
И: Выбирать, да. Значит, игры – вот это вторая группа передач.
Р: Да, это вторая. Теперь есть еще такие бытовые ток-шоу. Вот это самое кошмарное, что может быть. В силу того, что в советское время бытовая жизнь была как бы оттеснена официальной жизнью, и все проблемы быта, семьи были на втором плане. Закрытый все носило характер, мораль была заданной. Как только это все открылось, наша мораль обнаружилась. И мы увидели то, что мы увидели. Сначала, вроде, было интеллигентно. Программа "Я сама" с Юлией Меньшовой, еще какие-то были милые рассказы – "Женские истории". А потом вот этот Валерий Комиссаров с "Моей семьей". Эта передача ничего, кроме чувства брезгливости, не вызывает, а рейтинг у нее высочайший. Затем были попытки повторить этот подвиг: появляется эта "Большая стирка", которая носит уже запредельный характер. А дальше еще – "За стеклом".
И: Вот это да.
Р: Вот, и так далее. Ну это тоже как бы отражение того, на каком уровне, подчеркиваю, находилась, но была скрыта, и находится индивидуальная мораль человека – на очень низком уровне. Советская власть развратила и обессилила человека индивидуального. Как говорится, а если что не так, не наше дело, родина велела. Это Окуджава пел про солдат, я сам служил в армии и очень хорошо помню это состояние, когда ты ни за что как человек внутренне не отвечаешь: тебе велели пойти поесть – ты пошел поел, тебе велели пойти выкопать яму – ты пошел выкопал яму, тебе велели пойти заняться трудами Ленина – ты пошел занялся трудами Ленина и так далее. А когда кончается срок службы, я по себе помню, то теряешься просто по-человечески. Становится страшно жить. Вот в тот момент я, сколько там мне было, в 23 года, после армии.
И: Да, вот именно.
Р: Да, где-то в 22, в 23 я помню чувство совершенной растерянности и некоторого ужаса, потому что 2 года прослужил, а теперь – институты, могу пойти на работу, туда, сюда, значит, и так далее. И выбор-то вроде небольшой, а уже было чувство растерянности, и я чувствовал себя так. Поэтому я представляю, какой ужас возникает у людей, которые выходят из советской системы в систему буржуазную.
И: Ну, привыкают уже.
Р: Привыкают, да, но все равно, вот в буржуазной системе ты должен себя все время осознавать человеком, иначе ты просто распадаешься. Ты несешь ответственность перед историей. При советской власти история для меня была чем-то таким отдаленным: не мое тоже дело, все за меня делали завтра, послезавтра там все будет, и что там делать. А тут надо отвечать за гражданское. Вот эта ситуация, которая и предопределяет... А что касается этих бытовых семейных шоу, то, конечно же, человек так распался, и такие открылись язвы, эти программы – чистая помойка, ну чистая помойка. Я смотрю: помойка человеческих отношений. И весь ужас еще в том, что все почему-то жадно смотрят и аплодируют, ну была хорошая программа Михаила Жванецкого, где он рассказывал про эти программы.
И: Ну да. Ну, с другой стороны, вы посмотрите тематический сборник наш, вот я вам его покажу. Вот посмотрите, он за февраль 92-го года. Надо сказать, что там игры, шоу не очень-то имеют рейтинг. Ну, потом посмотрите.
Р: Да, а как это получается, что ОРТ чуть ли не четвертую программу выпускает?
И: Не знаю, на какую-то публику это работает. Значит так, вот мы выделили сериалы, выделили игры, ток-шоу. Еще на что внимание обратим?
Р: И еще юмористические программы. "Аншлаг", "С легким паром" на ОРТ, "Смехопанорама" на ОРТ, шоу Елены Степаненко. Все это очень низкопробно и, опять же, и хороший юмор и хорошие передачи, которые были при советской власти, они потеряли как бы свой предмет.
И: Да, это правда, да.
Р: Их содержание находится ниже пояса. И весь юмор.
И: Хорошо, а еще мы остановимся на чем-то, что бы Вы могли выделить?
Р: Ну, есть еще так называемые политизированные, политические программы. Они пользуются устойчивым интересом у определенной публики, граждански активных людей.
И: Вот новостные программы?
Р: Да, ну тут был пройден любопытный путь, когда, действительно, новостные и политизированные, политические программы пользовались бешеной популярностью, этот период, когда вообще вся аудитория была политизирована до предела, да?
И: Да, я помню, да.
Р: Начало перестройки было. Кстати, это было не очень нормально. А постепенно этот круг вопросов стал уходить на периферию в массовом сознании. И он иногда возбуждался в связи с предвыборными какими-то проблемами, с конфликтами вокруг НТВ и ТВ6, но, по-моему, нормальная и устойчивая тенденция – это такой небольшой процент тех, кто продолжает этим активно интересоваться. На это работает несколько программ, комментарийных и аналитических. Тут есть некоторые разные подходы к решению – очень зрелищный подход у НТВ, в программе "Намедни", где они пытаются сделать такое очень яркое зрелище, это на более молодую публику рассчитано. Есть ток-шоу – это вот Познер со своими "Временами". Ну вот была и наверно вернется программа Киселева "Итоги" – это такая кремленология, я так называю эту программу. То есть когда, как сказал один из обозревателей, вытряхивают пыль из кремлевских ковров.
И: Образно.
Р: Есть такая спокойная обозревательская, ну да, обозревательская манера – это программа Сванидзе "Зеркало". Есть острая такая комментарийная программа Леонтьева, "Другое время" называется, и "Однако", где несколько ведущих. Вот. И тут ситуация может меняться, опять скоро выборы, и будет такой спрос на такого рода программы. Тенденция здесь такая: во-первых, деполитизировать телевидение. Не деполизировать, а департизировать, то есть чтобы каналы не были бы рупорами, рычагами и органами тех или иных партийных группировок или кланов и так далее. Вот газете позволено быть партийным рупором, а электронной мысли не позволено, и во всем мире не позволено. Когда начинается во всем мире предвыборная кампания, то принимается то или иное решение – по сколько минут каждая партия имеет эфирного времени. У нас это как бы реально достигается с большим трудом. Вся история с НТВ-плюс и ТВ6 – это история о том, чтобы телевидение, тот или иной канал не был бы рупором, не был бы дубинкой в руках той или иной...
И: Партии или же какого-то конкретного лица.
Р: Да, или конкретного лица.
И: Понятно.
Р: То есть, а тут еще проблема заключается в том – и отсюда, конечно, у нас столько проблем – что телевидение еще не является вполне рентабельным бизнесом, особенно на федеральном уровне, потому что каналы все еще существуют на политические деньги, на рекламы, рекламы не окупают, рекламный рынок еще не вполне объемный, настолько, чтобы содержать. Именно поэтому тогда начинают работать политические деньги.
И: Понятно, да. Юрий Александрович, тут еще такая просьба к Вам: можно ли выделить какие-то группы, типы телезрителей? Что это за группы, в чем состоят особенности их восприятия? Чего хотят, чего ждут они от телевидения? И что оно дает им, каким образом отвечает на их запросы?
Р: Молодежная группа всегда ждет такого видеоклипированного бытия, когда думаешь, что часто, так сказать, телевидение, телеэкраны, телекартинка используются в качестве обоев. Хорошо, чтобы эти обои были динамичными, звучащими, резкими. Это такой очень поверхностно-информационный уровень восприятия, где много-много картинок, много-много болтовни, трепа и так далее, и может быть, туда внедряется какая-то информация, полезная в утилитарном смысле. Есть граждански сознательная публика, которой, конечно же, телевидение интересно в качестве источника определенных трактовок, знаний и так далее. Они смотрят те или иные научно-популярные программы, они предпочитают "говорящие головы", спокойно рассуждающие и так далее. Сама структура телевидения, сама структура сетки всегда очень показательна в этом отношении.
И: Вторая группа – это группа постарше.
Р: Да.
И: Постарше немножко.
Р: Конечно, постарше. Эта группа, "говорящие головы" им бывают интересны, ну и в качестве такого развлечения, конечно, хорошего качества фильмы, которые идут в основном по субботам и воскресеньям. Кстати, с этой точки зрения российское телевидение до недавнего времени было совершенно уникально, потому что в мире такого кинопоказа нет.
И: В смысле качества или количества?
Р: В смысле качества и в смысле количества. И в том смысле, что обычно на телевидении показываются фильмы спустя несколько лет после того, как они прошли по кинотеатрам.
И: Правильно, правильно.
Р: Вот это совершенно четко. То есть на телевидении сейчас работает разрушенная киносеть, разрушенный кинопрокат. Пока он не восстановится, вот здесь будут такие вещи. Да, так вот устроена конструкция, конфигурация сетки вещания, да, с утра это Макдональдс – бутерброды, бутерброды из информации, музыки, каких-то свиданий с какими-то звездами и так далее.
И: Сериалы...
Р: Вот с утра это, да. Ну повторы, там, сериалов.
И: Повторы и так далее.
Р: Да, но в основном вот эти программы – "Утро" – это такой надолго затянувшийся клип. Затем время наступает домохозяек или офисной публики, которая иногда чего-то такое смотрит. И вот тут идут определенные какие-то сериалы невысокого качества. Главное, что они имеют какую-то привлекательность с точки зрения мелодраматичности, какой-то легкости, легкого скольжения по жизни. Иногда ток-шоу в прямом эфире. Это НТВ так делает. ОРТ предпочитает показывать какие-то старые советские фильмы. Это такая чисто, так сказать, визуальная жвачка. Теперь ближе к вечеру запускаются такие более качественные сериалы, мыльные, дается какая-то политическая информация, еще немножко туда дальше, ну это как бы на массовую публику все работает. То есть на ту публику, у которой слипшееся такое сознание, такое массообразное-жидкообразное.
И: И возраст тут и пол имеют значение?
Р: Конечно не имеют значения. Ну, люди возвращаются с работы, предположим, и они конечно, предпочитают детективы. Конечно, вот одни предпочитают мелодрамы, ну где-то до шести, до семи часов идут мелодрамы. Потом люди возвращаются с работы и засаживаются за детективы. Детективы – такой хороший способ передохнуть. И, естественно, важно, чтобы он был сериальным, чтобы он не был таким, на один вечер. Таким образом держится публика. Потом, чуть позже, дается какая-то игра, опять же для развлечения и для удовольствия, потом мы смотрим информацию, потом какой-то показывается или сериал, или какой-то фильм любопытный. А чем дальше и ближе к 12-ти ночи, тем телевидение ориентируется все больше на какую-то индивидуально восприимчивую публику.
И: Да, там Гордон.
Р: Да, там уже завершается Гордон – это для вообще как бы избранных.
И: Для интеллектуальных.
Р: Сверх интеллектуальных.
И: Их даже страшно слушать.
Р: Да, которым все это... Они, значит, чего-то такое обсуждают. На другом канале Андрей Максимов беседует тоже с каким-нибудь человеком, на ТВЦ идет открытый проект. То есть там где-то молодежная публика опять же потребляет особо изысканные клипы и так далее. То есть ближе к ночи, когда хочется задремать, для разума дается какая-то пища. И вот по этой конструкции легко видеть, как расслаивается аудитория.
И: Понятно, так. Вы это все тут как раз очень подробно рассказали. И такой вопрос. Не всегда человек находит то, что ему интересно, то, что ему действительно нужно. В чем, на Ваш взгляд, состоят главные разрывы, несовпадения между запросами тех или иных категорий телезрителей и предложением со стороны современного российского телевидения.
Р: Ну я не знаю, в принципе, так сказать, разрывы возникают в связи с тем, что часто зрители смотрят не свою программу.
И: Не свою?
Р: Да. Не для них это. А они ее смотрят и раздражаются. Им кажется, что возникает разрыв между их интересами и предложением. Предположим, ну, в семь часов начнут показывать, когда публика пришла, фильм Тарковского.
И: Да, напрягающий.
Р: То, естественно, люди хотят некоторого развлечения, а им показывают Тарковского.
И: Да, телевидение...
Р: У них ощущение, что им показывают не то, что они хотят.
И: Теперь такой вопрос. Одни считают, что телевидение должно всецело ориентироваться на запросы аудитории, изучать зрительский спрос и стремиться удовлетворить его. А другие считают, что телевидение должно не просто учитывать спрос и ожидания аудитории, но и пытаться воздействовать на них, в какой-то мере воспитывать нашу любимую публику. Что готовы писать на публику?
Р: Да, это такое воспитание Владимира Ильича Ленина, как он говорил, что Демьян Бедный идет за публикой, она впереди топает. Это все старые-старые комплексы нашего советского времени – воспитывать зрителей. Я вот этого совершенно не понимаю. Это меня раздражает и бесит до невозможности – когда не было телевидения (я еще застал такое время, когда его практически не было), говорили мне, что школа не воспитывает человека, вот надо бы, чтобы школа воспитывала. А на что родители-то? Родители должны думать, проявлять инициативу. Улица воспитывает человека. Неправда это все. Человек сам себя воспитывает. И давайте вернемся к слову "воспитание" в изначальном смысле.
И: Каком?
Р: Питание – это еда, еда.
И: Какую еду Вы подбросите этому человеку?
Р: Нет, вот такой человек выберет себе еду. А то, что мы вкладываем в слово "воспитание", это нечто другое – что мы можем научить тем или иным моральным правилам и так далее. Есть жизнь, есть реальная жизнь, есть семья, да. И вот это все создает человека. А телевидение всего лишь отражает то, что в него вложили, не более того.
И: Вы считаете, что это только отражатель?
Р: Конечно.
И: А вот я, например, смотрю, когда по телевизору показывают такие конкурсы. Я как сейчас помню женщину, солидная женщина, она должна была съесть много макарон, и знаете, это было такое жуткое зрелище, и это такое падение нравов, а главное, что это показывается, и значит, это вроде бы как-то принимается, как норма поведения человека.
Р: Ну, предполагается, что тот, кто смотрит это, воспринимает это, как нужно, это просто, так сказать, быдло тупое, которое почему-то автоматически это воспринимает, как нужно.
И: Заранее, Вы думаете. А вот постельная сцена – Вы знаете, честное слово, я на мужчин раньше смотрела, как на каких-то, ну не героев, но во всяком случае солидных людей, на мужчину я смотрела, как на человека. А сейчас...
Р: Как на животное.
И: Да, знаете, мне иногда жалко, что я вот так смотрю на мужчин. Я в возрасте уже, должна была бы как-то абстрагироваться, но понимаете, это уже внушили, и эти голые тела бесконечно, уже тут отвращение вообще к человеческому телу у меня происходит. И все это через телевидение прошло. Раньше этого не было.
Р: Да нет.
И: Ну, давайте...
Р: Да нет.
И: Вы же не скажете, что у меня это было заложено в советское время?
Р: Ну, Вы знаете...
И: Давайте, расскажите...
Р: Ну хорошо, что значит отвращение, я не знаю.
И: Когда постоянно одно и то же вам показывают, да еще очень часто неталантливо там эти сцены в постели.
Р: Ну тем более, тем более это не оказывает никакого воздействия, если это неталантливо.
И: Это оказывает воздействие.
Р: Ну как это может...
И: Снимается романтика.
Р: О, Боже мой, романтика снимается. Романтика.
И: Отношений, отношений.
Р: Да ладно.
И: Между мужчиной и женщиной.
Р: Да, ну это все...
И: Ну что?
Р: В жизни, что, она не снимает?
И: Научить надо снимать.
Р: В самой жизни.
И: Вот я преподаю социологию. Я вижу среди молодежи... Я спросила как-то...
Р: Она была романтикой, ну полно, и романтики всегда столько, сколько человеку этого нужно, или сколько ему не нужно.
И: Ну не знаю.
Р: А уж если это ему не нужно...
И: Ну не знаю. Ну, в общем, считаете, телевидение это отражает только?
Р: Да, ну, телевидение – это реальность. Конечно, я не знаю, телевидение есть, так сказать, уже приложенная реальность нашей жизни.
И: На вопрос, который я сейчас Вам задам, Вы уже частично ответили, но все-таки, если говорить в целом, как, на Ваш взгляд, телевизионные журналисты, телеменеджеры определяют для себя основные параметры зрительского восприятия, на которые они ориентируются при подготовке программ, передач, телевещанию в целом?
Р: Ну, честно говоря, я не знаю, как они ориентируются.
И: Как они определяют для себя, эти менеджеры, основные параметры зрительского восприятия? Вообще Вы частично рассказали, когда говорили.
Р: Интересно – неинтересно, я не знаю, как это. Есть интерес всегда, связанный с несколькими известными факторами – это интересно рассказать про человека, про его некую человеческую судьбу.
И: Да, это всегда воспринимается хорошо.
Р: Да, интересно рассказать особенно про судьбу какой-нибудь звезды, известного человека, да?
И: Да.
Р: Интересно показать человека в какие-то пики его существования – рождения, смерти, болезни и прочих, так сказать, тех или иных кризисных моментов бытия. Исторические какие-то и так далее. Вот это работает, тут что поделаешь.
И: Они следят за рейтингом, да?
Р: И следят за рейтингом, пытаются понять, что телегенично, что не телегенично, на что есть спрос. Бывает спрос на такое, сопли и слюни, бывает на какую-то жестокость просто.
Тенденции в развитии телевидения
И: В самом общем виде можно выделить пять или шесть жанров – новости и аналитика, кино, игры, сериалы, реальное телевидение, возможно, старое кино. Давайте поговорим о тенденциях телевещания применительно к этим жанрам. Что изменяется? Какие идеи существуют относительно развития жанров на телевидении? Каким Вам видится их ближайшее будущее? Если хотите, можете остановиться на тех жанрах, тенденциях развития, которые Вам представляются наиболее важными и существенными.
Р: Ну я в общем как-то так говорил на эту тему.
И: Вы уже да, частично говорили, нужно уже просто что-то добавить, уточнить, обобщить, может быть.
Р: Если общество будет развиваться более-менее стабильно, если оно будет сохранять какую-то внутреннюю стабильность, то мы будем делаться все более и более нормальными буржуа. "Буржуа" – раньше это было, так сказать, жутко негативное понятие. "Обыватель" – было жутко негативным понятием. На самом деле это тот слой, который обеспечивает некую традициональность, некий традиционализм в развитии общества или в развитии телевидения. Чтобы понять, каковы наши тенденции, просто достаточно взглянуть на то, что сегодня представляет телевидение в других буржуазных странах.
И: Да, вы говорили о буржуа, обывателях.
Р: Да, вот это обеспечивает, это будет скучное телевидение. Это будет очень такое...
И: Ну оно будет, да?
Р: Очень будет стандартное, консервативное, ну вот с утра до вечера, вот то, о чем я говорил. Вот здесь зрители немного могут посмеяться, вот здесь они немного могут ужаснуться, вот здесь они могут слегка...
И: Расслабиться.
Р: Расслабиться, да, вот здесь они могут слегка подумать, задуматься.
И: Уже слегка.
Р: Да, значит, все будет – там, получить удовольствие и так далее. Вот будет таким образом развиваться.
И: А Вы это говорите, исходя из опыта других стран?
Р: Да, в основном да, конечно.
И: Понятно.
Р: Конечно. Единственное, что оно будет еще более респектабельным. Вот те же помойные ток-шоу, они будут делаться респектабельно. Если сравнить ток-шоу Валерия Коммисарова, такая бытовуха времен там, я не знаю, клоповников коммунальных советских. Вот сидят там какие-то персонажи, влюбленные в этого Валерия Комиссарова. А на этой самой "Большой стирке", там уже надо помоложе аудиторию, поприличнее, побогаче и так далее.
И: Тогда в будущем будет больше профессионализма?
Р: Ну, наверно, будет больше профессионализма, но такого, очень целенаправленного. Да, еще несколько более утилитарное телевидение возникнет. Да, вот несколько утилитарных программ появляется типа "Квартирный вопрос", "Смак", то есть как приготовить ту или иную еду, как отремонтировать квартиру.
И: Как одеться.
Р: Как одеться там и так далее. Вот такие, такого рода будут программы. Сейчас они носят характер шоу, а в дальнейшем, насколько я помню британское телевидение, они более будут деловыми.
Извините ради Бога. У меня, так сказать, наступает...
И: Мало времени, да?
Р: Не просто мало...
И: Вот еще... Вот скажите, сегодняшнее телевидение, те, кто занимается телевидением, они работают ради денег, ради политики, ради каких-то профессиональных целей? Для чего еще? Как телевизионное сообщество для себя это определяет?
Р: Это вот что, как ответить на этот вопрос... Вот Вы пришли и берете интервью. Вы делаете это ради денег, ради работы, ради политики, ради чего?
И: Ради интереса. И деньги какие-то получить, небольшие.
Р: Да, и тут вот, в принципе, то же и таким образом.
И: Социологи придумали такую типологию себя: служебные, охотничьи, декоративные. Это, конечно, шутка, но можно ли говорить о том, что есть разные типы журналистов? Чем они отличаются, какое телевидение они делают, какие факторы оказываются главными, явными для разграничения типов? Ну, очень коротко. Какие цифры у журналистов, чем они отличаются, если есть.
Р: Ну, есть, в зависимости от того, в каком жанре они работают. Есть жанр расследования – это один жанр, жанр диктора, ведущего ток-шоу, – это разные жанры. А что касается, там, охотники и неохотники, ну, тут как в шахматах: если умеет человек играть, он играет.
И: Понятно, да. Как Вы полагаете, нынешнее телевизионное сообщество способно делать то телевидение, которое хотелось бы в идеале видеть, такое, как, скажем, Вам представляется?
Р: Не знаю, какое в идеале. Поэтому, способно – не способно, оно независимо от этого будет делать то, что необходимо обществу.
|