Г. Любарский

Противоречия, сплошные противоречия – вот чем наполнены мнения людей о чиновниках. Обзор воззрений наших сограждан дан в статье Г. Кертмана в «Отечественных записках» (2004). Данные проведенных Фондом «Общественное мнение» в 2000, 2004 и 2005 гг. репрезентативных опросов населения страны, фокус-групп в Москве, Новосибирске и Самаре (2000 и 2004 гг.), панельного опроса в 27 городах России (2001 г.) и массовых опросов в Красноярске, Самаре, Саратове и Чебоксарах (2003 г.) дают богатый материал для анализа.

Если допустить, что голос народа звучит не фальшиво, то от чиновников граждане хотят законопослушности, сообразности и прозрачности действий, ответственности и эффективности. И еще – человеческого отношения, неравнодушия, вхождения в заботы «маленького человека», постоянной ему помощи и улучшения его жизни. Что касается обвинений, то чаще всего чиновников упрекают в неэффективности и взяточничестве, а человеческого отношения от них добиваются просьбами и все теми же взятками... 45% респондентов считают, что ныне чиновники стали работать хуже, чем в советское время. «Нет, не хуже», – возражают им 38% (опрос ФОМ, 2005).

Итак, чиновников ругают, как ругали всегда. Впрочем, мнения наших сограждан слишком контрастны, и в этих резких тенях фигуры чиновника не разберешь. Поэтому давайте установим на нашей сцене еще один источник света – взгляд государства, ведь у любого чиновника есть начальники. Государство само языка не имеет и говорит законами, разного рода реформами и уложениями, а также разными «методичками», концепциями «разъясняющих» кампаний информационного сопровождения той или иной новации.

Вот пример из «Концепции информационного сопровождения федеральной программы» (2003): «...Однако в силу незавершенности практических мероприятий по административной реформе и сохраняющейся отчужденности значительной части населения от процесса экономических и политических реформ, вокруг темы реформирования системы государственной службы сформировался целый ряд стереотипов восприятия».

И что же за беда с этими стереотипами? «...Недифференцированное восприятие чиновничества в обществе, отсутствие понятийного и психологического разделения общества на чиновничество разных уровней (федерального, регионального и муниципального)». Это значит – когда замминистра путают с теткой из ЖЭКа.

«...Превращение в восприятии общества управленческого аппарата в главный тормоз на пути реализации реформ...». И дальше: «Происходит формирование устойчиво негативного образа управленца...». Что еще не так?

«...Медийное и психологическое сращивание ощущения неэффективности деятельности управленческого аппарата с понятием "коррумпированность", распространение мнения о незаинтересованности чиновничества в наведении порядка...». В общем, типа «мнения о чиновниках в обществе еще не сложились».

«...Наличие тиражируемых опасений в среде государственных служащих относительно основных направлений... Возникновение в среде государственных служащих ощущения нестабильности своего положения...». Здесь пиарщики о чиновниках радеют.

Что же предполагает государство делать, чтобы было не так погано? «Задача: показать, что реформа системы государственной службы является важнейшим элементом укрепления российской государственности на новом этапе... Проект основывается на медийном сопровождении реальных успехов и достижений в реализации... программы реформирования системы государственной службы с целью повышения ее привлекательности».

Между тем (и опросы – тому свидетельство) народ свято верит, что он находится в чрезвычайной зависимости от чиновников, что они им управляют. А чиновники свято верят, что они могут совершать управляющие воздействия, способные изменить настроения народа. Надо только найти правильное воздействие...

Со всех сторон – святая вера. И еще есть вера, что с одной стороны – с какой? – собрались тупицы, негодяи, не способные понять... Обе стороны верят в эффективное управление – его ведь так не хватает... Если бы «те» наконец поняли, все было бы иначе. За верой в эффективное управление стоит мольба о понимании: ну поймите же, наконец, что мы хорошие, а вы так плохо о нас думаете... Кто это говорит? Народ? Чиновники?

Сразу вспоминаются образы Гоголя и Щедрина. Ведь сотни лет этим проблемам, и всегда они были примерно в таком состоянии! Кое-что изменилось, но по крупному счету – ведь на то же самое жалуемся.

А в самом деле как оно раньше было, с чиновничеством-то? И тут открывается, что наш российский чиновник – просто мифологическая фигура, как крестьянин или интеллигент. На нем живого места нет – одни придумки с ожиданиями. Какой-нибудь греческий Ахилл в подметки не годится простому российскому делопроизводителю по степени своей мифологичности.

Сколько нужно чиновников?

Давайте начнем с пятки и сковырнем пару чешуек с этого мифологического нароста – вдруг чиновник иначе глянется. Так, где у него пятка? Самый больной вопрос: сколько у нас чиновников? Кого ни спроси: много, засилье, дармоеды... Сократить число чиновников хотят 80% россиян (опрос ФОМ, 2001). Тут высовывается статистика: в современной России чиновников стало в 1,8 раза больше, чем в СССР. А территория-то – поменее, а народу-то убавилось... Ах они, крапивное семя!

Там, где мифы берется поддерживать статистика, только она и поможет с ними справиться. В книге Б. Н. Миронова «Социальная история России» приведена статистика по чиновничеству с конца XVII века. Все это время число чиновников росло, причем скорость роста объемов управленческого аппарата почти всегда обгоняла скорость роста населения. На 1 000 жителей страны чиновников было в конце XVII – 0,39; XVIII – 0,57; 1857 – 2,0; 1880 – 1,4; 1897 – 1,24; 1913 – 1,63. За весь императорский период истории России сокращение бюрократии произошло единственный раз при... Павле I.

Вот-вот! – можно радоваться: все как ожидалось. Так и хочется вставить: я же говорил! Но тут подлая статистика сообщает иное. Например, при Николае I чиновников в России (пересчет на 1 000 человек населения) было меньше, чем в большинстве стран Западной Европы. Причем меньше раза в два – вот тебе и николаевская бюрократия! Да... Чиновники – они как деньги, только наоборот: вечно кажется, что их слишком много. Только взглянув на соседа, можешь понять что-то о себе.

Дальше у нас, вслед за 1913 г., – СССР... Как считать чиновников, ясности не было никогда. До революции к ним относили врачей и ветеринаров, после – из их числа исключали партработников; сейчас – присчитывают охрану, секретарш и шоферов с программистами. Но оставим головную боль статистикам – нам бы хоть прикидочно. В СССР чиновников стало больше по сравнению с дореволюционными временами раз в 5-10: на 1 000 жителей Союза в 1922 их было 5,2; в 1928 – 6,9; в 1940 – 9,5; в 1950 – 10,2; в 1985 – 8,7. А сейчас в России объем управленческого аппарата еще примерно раза в полтора больше, чем в СССР: в 2001 г. – 7 на тысячу населения (извините, что цифры не сходятся, я ж говорю – статистика...).

И опять: по данным на середину 1990-х, чиновников в России меньше (на тысячу населения), чем в любой развитой стране Европы. Например, в 10 раз меньше, чем в Швеции. Так что, их у нас не хватает?.. Впрочем, в Польше чиновников меньше, чем у нас. Эх, нам бы образец какой – норму бы понять. Но нету нормы. В США чиновников в пять раз больше, чем у нас. И что – это норма?

Ну вот, мы их подсчитали. И миф об их крайней многочисленности съёжился – да, чиновников в России много и становится все больше, но ежели на другие страны смотреть, так мы чуть ли не отстаем...

Социальные характеристики чиновничества

А как оно вообще было? Что мы помним про историю чиновничества? Ежели мнения, то – «кувшинные рыла», николаевские мундиры, «150 000 одних курьеров», бумаги непрерывные... Пару слов об этой части мифа.

Основные этапы развития бюрократии в России следующие: Петр I – создание законодательного поля и специализация учреждений; Александр I – введение принципа разделения властей; судебная реформа 1864 г. Александра II и учреждение парламента в 1906 г. при Николае II – это завершение разделения властей. А ведь это недавно было, мы еще и это переварить не успели...

Кто были чиновники? Подробно расписывать – трудно разобраться будет, поэтому от статистики оставим образ. До 1860-х годов половина чиновников были дворянами. Ко времени революции чиновники наполовину самовоспроизводились – то есть выходили из семей чиновников. В СССР добрая их доля была членами КПСС...

Да, сильно оно менялось, это чиновничество, и к нашей тетечке из ЖЭКа не очень липнут «мундиры» и «курьеры» (про «рыла» не будем – сами видите, неудобно). Впрочем, далеко не все чиновники – тетечки. Высшие должности российского бюрократического аппарата на 80% заняты мужчинами. Верха чиновничества – одна из самых маскулинных профессий. Министры – они почти как десантники... Это внизу чиновник становится очень женственным. Сейчас в низовом чиновничестве 80% – женщины. Причем каждая десятая – пенсионерка. Молодых там примерно 20%.

Кстати, как у них там с возрастом? Вы знаете, паршиво. Больше половины чиновников у нас – со времен Брежнева и Горбачева, а ежели по постам раскинуть, то на старших должностях процент «старослужащих» возрастает до 75. Молодые – ельцинских-путинских времён – на младших должностях сидят. Ясное дело – чиновник растет выслугой лет. Старшие – они старшие и есть. Так что закономерно, но запомнить стоит.

А как с образованием? До трети чиновников – только со средним образованием. Так сказать, после школы – это в предпенсионном возрасте. Остальные – с высшим. Естественников и математиков почти нет. Очень много гуманитариев (не только экономисты с юристами, но и филологи – они в пресс-атташе годятся). Много учителей. Кое-кто – с техническим образованием. Много – с сельскохозяйственным.

А как со структурой организационной? Раз чиновники, то небось пирамида, 150 000 курьеров с клерками... Ну да, как же! Вы еще армию вспомните, где у нас на двух офицеров – один рядовой. В чиновничестве сейчас распределение по высшим – средним – младшим чинам равно 1 : 2 : 1. Отчего ромб вместо пирамиды? Средняя зарплата чиновников в 1990-х – примерно 3 000 руб. Хочешь поддержать сотрудника – повысь зарплату, но деньги жестко увязаны с должностью. Отсюда эрго – тянут вверх по чинам, чтоб хоть 500 набавить.

Так, может, им зарплату поднять? А то прямо неудобно – ведь там потому и полно пожилых, что молодежь в частные фирмы идет, не желает на 3 000 рублей. А откуда зарплату? Государство-то бедное... А другие как вывертываются? Так же. В Англии в 1990-х зарплата чиновников упала ниже средней по стране. И те же проблемы. А какие от этого проблемы? Ладно с ней, с Англией, но у нас – кадровый застой: на верхних должностях сидят сколько могут, и критерии продвижения непрозрачны. Читай: блат, услуги, интриги...

Вот мы посмотрели на чиновников. Сначала подсветили их мнением населения – увидели правдивый силуэт. Куда правдивее – народ говорит... Потом подсветили их мнением государства – проявился рельеф. А потом подсветили мы их историей – и обнаружилось что-то реальное.

Чиновники о своей работе

Что же это за дела такие, когда сотни лет поколения не могут решить проблему, отравляющую жизнь... Кстати, попытки решения ужасают не меньше, чем сама проблема. С одной стороны – рассказы о волоките, взятках, произволе. А с другой? Народ против чиновников хочет «Адольфа Виссарионовича Пиночета» (высказывание одного из участников фокус-группы – ФОМ, 2004): крови, расстрелов, отрубания рук... Опять крови!

А теперь давайте сделаем неожиданный шаг: мы их самих спросим, каково там жить. А что? Конечно, нелюди, угнетают нас, но говорить-то умеют. Вот пусть их социологи и спросят, чтобы честным людям не мараться... Тем более что взгляд населения нам известен, взгляд государства – тоже. Так почему же самих чиновников не спросить? Да они и сами скажут.

При опросах молодых чиновников (Магун, Брим с соавт.) выяснилось, что им нравится в работе: нравится общаться с коллегами, нравится, когда работа интересная. А не нравится – низкий заработок и напряженность труда, постоянные переработки. Почему же они работают, при низких-то зарплатах? Насколько можно понять, для многих это неплохой мостик для перехода в статусные коммерческие структуры. Так что старым брежневским волкам смены нет: молодые тут временно, пока опыт не накопится да знакомства не подберутся. Вот так.

А на что молодые чиновники не обращают внимания в своих оценках работы? На соответствие работы законодательству, на результат работы, на степень полезности своих действий для населения и для страны... Именно поэтому они крайне мало чувствительны к моральным стимулам: их очень слабо касается престиж должности, престиж организации и госслужбы. Отсюда ясно, что кампания по повышению престижа госслужбы и чиновников – это игра государства с чиновниками, а не внутреннее требование. Это у государства – по бедности: денег нет – дадим престижем. А чиновники молча намекают: советов не надо, лучше помогите деньгами.

Чем они затрудняются? В чем проблемы у самих чиновников? Проблемы не вовне, не с «клиентами» – населением, а внутри: чиновники жалуются на «лишние бумажки», малую компьютеризованность, старые организационные формы, чужие недоработки – приходится за соседа работать. Это как всегда и везде – у любой организации основные проблемы лежат внутри нее. Что, собственно, есть простое следствие из расшифровки понятия «организация». «Внешняя среда» проста, и как с ней справляться – понятно. Основные трудности – во внутренних несогласованиях.

А все-таки как другие вывертываются? Почти во всех странах у госслужащих зарплата меньше, чем в частных фирмах. Зато им дают социальные льготы: медобслуживание, льготные отпуска, пенсии выше, гарантированнее... Почему не получается на это давить? Нетрудно ответить. Современное общество нестабильно, и отсроченные блага не в цене. Сейчас важнее зарплата в руки, чем пенсия через 35 лет. Кто ее будет платить? И кому? Дожить надо.

Вот так. Молодые чиновники – они совсем такие, как мы. На младших постах стаж работы – от года до пяти. И видно, как из условий работы и непосредственных общечеловеческих устремлений вытекают равнодушие к просьбам населения, к нуждам страны, к приоритету закона, сильная материальная заинтересованность, желание уйти в коммерческие структуры, нарастив знакомства.

Причем эти недостатки – по отношению к «идеальному» чиновнику. А ведь надо еще учитывать, что даже «идеальный» имеет корпоративные интересы, – и молиться, чтобы эти интересы совпадали с интересами хотя бы государства (ладно там – не до народа!..). Словом, бюрократия – это машина: то стопорит, то ломается, то виснет, а то и переехать может. Но не ломать же машины...

Публичное и приватное: где место чиновника?

Как нам выйти за пределы вер и неверий, отчаянья и упорства? Может быть, нам поможет какая-нибудь теория?

Область правовых отношений – та, где свободные равные граждане, осознавая конфликты личных интересов, договариваются о каких правилах поведения, которым все обязаны следовать.

Чиновничество есть механизм, призванный осуществлять надзор за исполнением этих правил. И еще – чиновники сами есть часть этого механизма. Чиновничество – это правило государственной жизни. Хотелось бы сказать – «живое правило», но раз сказано – «механизм», значит – правило «мертвое». Чиновники – это кости государства.

Граница государства, граница права проходит не только через равнины и реки, она проходит внутри каждого человека. В каждом есть приватное – и тем самым негосударственное и неправовое, куда совать нос государству и праву запрещено.

Где граница приватности? Это же не решено, это надо решить. Может быть, нельзя считать деньги в чужом кармане? Тогда нельзя сопоставлять доходы и расходы чиновников, чтобы выяснить, кто живет не по средствам. Может быть, вера человека не подлежит контролю? Тогда не должно быть поддерживаемой государством религии. Может быть, государству нельзя совать нос в постель граждан? Может быть. Если мы с этим согласны.

Есть публичное – где человек живет в гражданском обществе. Это совсем не приватная сфера – но и не государственная. А есть в человеке и государство – там, где ему не позволено нарушать законы, там, где за его действиями может последовать насилие и кара.

В мире теории свои горести – договариваться мы пока не умеем и по двое, а о всеобщем договоре свободных и равных, том договоре, который подразумевает право, – об этом нечего и мечтать (а жить-то надо). И потому мы живем по законам, под которыми не подписывались. Так, как жизнь выучила – не нас, так предков, – что лучше плохой закон, чем беззаконие. Смуты – ответы на деспотизм абсолютной власти; тирания – разрешение, данное народом тирану после урока смуты. Иван Грозный пользовался тем, что народ очень хорошо выучил при его дедах и не успел забыть. Смута XVI века – последствие власти Ивана. Революции начала ХХ века – потому что до этого три поколения жили спокойно и захотели свою жизнь сразу изменить. Советский режим стоял, потому что гражданская война научила... Есть и такое прочтение русской истории. Что же – в нем свои ошибки и своя правда. Нынешний рейтинг Путина – ответ на безвластие 90-х. А девяностые – ответ на Сталина.

Может быть, надо оглянуться по сторонам? Не мы же одни – люди. Другие тоже как-то решают схожие проблемы. В других странах – другие чиновники. И в разных народах эта внутренняя граница меж правым и левым – между правовым и личным – проходит по-разному.

Вот отрывок из типичного разговора наших сограждан. На Западе, в Америке – сплошное доносительство. У российского человека возникает чувство изумительной гадливости, когда вокруг бесстыдно стучат. А у нас доносительство не приветствуется (хотя были прецеденты: подсчитали – при возможности стучит больше половины населения, а больше половины, по данным социологических опросов, стук одобряют). И вместе с тем у нас – изумительное для Запада беззаконие и коррупция. Связаны ли эти вещи? Там стучат, потому что закон – «свой». У нас стучать «нельзя», потому что он – «чужой». Власть и закон в России не ощущаются народом как «свои»; и – неприятным необходимым следствием – у нас проблемы с демократией и законностью. А у «них» демократии и законности поболее, и стук нравственно узаконен. Демократия доносительна?

Ответа нет. То, что одни назовут законопослушанием, другие – доносом. Что же, демократия законопослушна в той же мере, в какой доносительна? Если нечто называть «законностью и ее поддержанием», то слову «стук» нет места. Но слово есть...

Вот взять и сравнить хоть Америку с Францией – со времен Токвиля любимый пример. Граница права и приватности проходит внутри граждан этих стран по-разному. Если б уметь измерять, можно было б сказать точнее – а пока так: во француза государство проникло глубже, чем в американца.

Но ведь все еще сложнее. В той же Европе сравнить Францию и Германию – и опять разница. В немцев, похоже, глубоко залез закон, а государство проникло не так глубоко. С французами – наоборот. С каждым демократическим законопослушным народом, какой ни возьми, каждый раз – наоборот. Англичане – наоборот к итальянцам, шведы – к испанцам. Везде граница личности и государства внутри человека проходит по-разному, и внешние, социальные государственные службы везде устроены на особицу. А в России как?

Отвечали на этот вопрос многие, и ответов набралось много. Ну вот хоть такой: россияне – народ внегосударственный (что бы это слово ни значило). Не в том дело, что это хорошо или плохо, а только так это устроено. Люди в России очень отчужденно относятся к государству, власти, праву – и к чиновничеству. И именно из-за отчужденности, внутренней непричастности к власти согласны терпеть «необходимое зло». Американец тянется подправить покосившееся право – чай, своё, не чужое, а россиянин отстраняется: всё одно хорошо не поправишь, право добрым не бывает. Так пусть лежит нетронутое, как есть – хоть жмет, да не воняет.

Ну что же, в конце концов, можно сделать?

Противоречие, нестерпимое противоречие... Зло невозможно терпеть – и его невозможно исправить; чиновники работают не так, как мы хотим, потому что мы хотим от них взаимоисключающих действий – и они хотят от нас странного. Зло нетерпимо и оправдано; чиновник с «бездушными глазами» – враг человека, и он же – желанная ступень в карьере сына. Омерзительно, что они «берут», но если бы на их месте были мы, – дураки были бы, если б не брали.

Народ согласен иметь таких чиновников – и готов их вешать, для борьбы с ними согласен хоть на фашизм и сам стремится устроиться в хлебное место (70-80% респондентов считают, что профессия чиновника сейчас престижна; примерно 50% имеют близких и друзей, которые охотно пошли бы в чиновники, – опрос ФОМ, 2003), причем «хлебное» отнюдь не зарплатой. И чиновники – такие, какие могут быть у такого народа: вороватые слуги под маской «государева человека». Если быть «ближе к людским нуждам», будет сплошной блат – и прощай, эффективность, рациональность, законность. Если быть честным чиновником, будешь бездушной машиной, которую все осуждают, и притом – дураком, который не берет, когда дают.

Вспомним – что люди считают недостатками чиновничества? Не помогает, не эффективен, не входит в положение, взяточник... А давайте взглянем на недостатки нашего чиновничества иначе – посмотрим на государственную структуру управления глазами историка, соотнося ее с примерами в ряду других народов, выводя общую линию развития.

Итак, недостатки российской государственной системы.

Во-первых, недостаточная координация разных учреждений. Причина: центральная власть всегда стремилась оставить за собой руководство. Если исправить (что трудно), чиновничество будет более независимым от избираемой центральной власти. Народ этого хочет?

Во-вторых, совмещение разных ветвей власти в одном учреждении. Причина: управление ориентировано не на форму власти, а на предмет управления. Если исправить (что трудно), чиновничество будет более формальным, менее понятным населению. Народ этого хочет?

В-третьих, слабость контроля за чиновничеством. Причина: общие принципы организации госаппарата, которым прокуратура подчинена в той же степени, что и контролируемые ею органы. Если исправить (что трудно), власть потеснится перед владычеством закона, организация станет формальнее, чиновничество будет более независимым от избираемой центральной власти. Народ этого хочет?

Всюду клин

Теоретики, известное дело, со своими мыслями далеки от живой жизни. А что предлагает сам народ?

Контроль – неусыпный контроль, проверки и ревизии... Пробовали. «Ревизор» – контролируют другие чиновники, которые взятки берут не в пример в большем размере. Народный контроль? Пробовали. Либо опять блат и взятки, либо опять же жалобы по начальству.

Увеличить престиж профессии чиновника и поднять им зарплаты, чтобы взятки не брали? Пробовали, и не раз – за 300 лет развития чиновной системы в России как было не попробовать... Вообще-то, элементарные рассуждения показывают, что это приведет лишь к увеличению суммы взяток. Народ же, опрашиваемый прямо по месту проведения «реформирования госслужбы» (опрос ФОМ, 2004), сообщил, что повышение зарплат приведет к привлечению в госслужбу более квалифицированных людей (46%) и в то же время – что уровень коррупции среди чиновников не снизится (72%). Повысить квалификацию через подъем зарплат надо бы, только к взяткам это не имеет никакого отношения. Берут же не по бедности, а оттого, что взять можно. Так отчего же не взять...

Прозрачность законов? Можно устроить по-разному. Один путь – всевластная лига юристов-адвокатов, которые одни в хитросплетении законов разбираются. Но есть у нас некоторые сомнения, что адвокатура по-американски придется в России по сердцу. Другой путь – ясные простые законы, понятные и известные каждому человеку. Однако это – недифференцированность и жесткость законов, подминание жизни со всеми ее сложностями под навязанную простоту. Это – такой выход, когда всем одинаково плохо (кроме очень немногих, кому совсем неплохо). Зато всем не так обидно. Если отрубать руку за любое воровство – хоть за ? копейки, хоть за миллиард, – так ведь все будем колчерукие.

Какое решение ни возьми – плохое. Что же можно сделать? Чем можно помочь народу, чувствующему рабскую зависимость от чиновников (58% чувствуют – опрос ФОМ, 2000), и той части этого народа, которая пошла служить государству (их примерно процентов пять)? Работа у чиновника очень вредная: лучшие лет через пять буреют до неузнаваемости...

Самое печальное, что волшебника, который бы разрулил ситуацию каким-то оригинальным способом, не существует. Придется идти скучной дорогой – придумывать оригинальный способ самим. Придется перенимать у Запада эти так ужасающие нас формы – право и суд, закон и чиновников. Придется учиться вести дела формально, обращаться в суд в сомнительных случаях и не давать взяток за человеческое отношение. Придется понимать, что чиновничество во Франции, Германии, США – совсем разное и играет в каждой стране иную роль. И поэтому нельзя скопировать чиновничество и законы на шведский, аргентинский или американский манер. Придется учиться у Запада, не перенимая конкретные формы, – это был бы легкий путь, и жаль, но он не пригоден – а учиться самому творению форм государственно-правовой жизни, тех форм, которые бы подходили именно нам. Таким, какие мы есть, – и какими нам придется себя сделать. Или будем отрубать себе руки – других вариантов нет.

А как же это творчество нормальных – для нас – форм будет называться? «Программа реформирования системы государственной службы»? В частности – та самая, которая вот сейчас идет? Что ж, если в процессе этого реформирования принимаются дурацкие решения – это наши дурацкие решения. И если народ к этой реформе относится без понимания – это наше непонимание. Других дураков у нас для нас нет.

А может быть... – Да, вот это попробуйте

А может быть, задача окажется значительно глобальнее, нежели то, что можно втиснуть в рамки любой «программы реформирования...». Много раз использованные домашние средства вроде государственной кампании в СМИ, придания особых полномочий «государевым людям» или повышения оным денежного довольствия принципиально ничего не изменят. Придется думать. Может быть, сферу государственного управления придется кардинально сократить: ряд функций регистрации передать структурам приватным, работники которых «людьми государевыми» уже не будут. Тогда и населению придется устраиваться в жизни самому, без отеческой государственной опеки. А опеки от частника ждать и в голову никому не придет... Ведь так? Придется каждому внутри себя отчетливее провести границу – где в нем расположена приватность, где публичность, а где дозволяется быть государству. И пусть здесь разбираются социологи вместе с социально ответственными чиновниками – разбираются основательно и без спешки.

Но до конца разойтись с государством нет никакой возможности. Так что какие бы глобальные реформы всего общества мы ни начали и как бы ни устроили своё, российское право и государство, всё равно придется взаимодействовать с этим неистребимым племенем чиновников, которые, при всем ужасе, ими вызываемом, – просто одни из нас.

Литература

Кертман Г. Лицом к лицу с чиновником // Отечественные записки. 2004. № 3. С. 287-299.

Магун В., Брим Р. с соавт. Молодые специалисты на российской государственной и муниципальной службе. М., 2003.

Миронов Б. Социальная история России. СПб., 2003. Т. II.

Реформирование государственной службы российской федерации. Концепция информационного сопровождения федеральной программы. М.: КРОС, 2003.