|
О том, что в Ростове-на-Дону проходит суд над командиром 160-го танкового полка, кавалером ордена Мужества полковником Ю. Будановым, обвиняемым в похищении и убийстве чеченской девушки, респонденты в целом осведомлены хорошо: знают или что-то слышали об этом 90% опрошенных.
Половина опрошенных (50%) поддерживают требования пикетчиков, выступающих за освобождение полковника Ю. Буданова. Не поддерживают эти требования 19% респондентов. Несколько чаще остальных за прекращение суда и освобождение Ю. Буданова высказываются мужчины (55%), пожилые люди, лица с низкими доходами, жители сел (по 54%) и респонденты с низким уровнем образования (53%). Против освобождения Ю. Буданова выступают, прежде всего, лица с высшим образованием (28%) и с высокими доходами (27%).
Попытаемся разобраться, почему требования пикетчиков вызывают столь значительную поддержку респондентов.
Участников фокус-групп в Москве и Воронеже возмущает сам факт гражданского суда над российским офицером:
- '
Модератор: – А какие чувства у вас вызывает эта ситуация?
Галина: – Злость. Потому что несправедливость идет. Почему его там судят? Почему уголовное дело завели, а не военный трибунал? Он военный человек, он во время службы ее убил, значит, трибунал должен разбираться тогда. Надо каждого судить, кто убивает. Они там по трупам идут, убивают.
Виктор: – Отдать на растерзание туда? Ростов уже стал их столицей, как бы, Закавказья. Там, наверное, русского населения осталось мизер в основном. Весь Ростов – кавказское население. Вывезти в Москву. Должны в прокуратуре разобраться с этим делом. Это несерьезно. Просто нашли козла отпущения' (ДФГ, Воронеж).
В том, что российский офицер впервые предстал перед судом по обвинению в преступлении, совершенном в Чечне (или, по крайней мере, такой суд столь широко освещается в СМИ), участники ДФГ усматривают различные мотивы, в том числе политические:
- 'Если так чисто по-человечески, то нашли, как говорят, козла отпущения с большими звездочками. В принципе, там, наверное, творится беспредел с обеих сторон. Просто кого-то надо было крайнего найти – вот и нашли'
(ДФГ, Воронеж).
- 'Такое впечатление создается, что хотят устроить показательный процесс. И все это на публику, в основном – на Запад'
(ДФГ, Воронеж).
- 'Может, Европейскому Совету что-то показать'
(ДФГ, Москва).
- 'И Европе этой показать, что все-таки мы цивилизованный народ'
(ДФГ, Москва).
Респонденты, как правило, плохо осведомлены о деталях преступления, инкриминируемого Ю. Буданову. Часто, желая оправдать полковника, они просто домысливают ситуацию, выдвигают самые неправдоподобные версии:
- '
Галина: – Может, ее кто-то убил и подкинул. А там женщины знаете, что делают?
Марианна: – А я думаю, может, какой-то солдат убил, а он на себя взял, так как он является отцом для солдат. Может, подумал, что простят за его погоны.
Наташа: – Ему легче защититься. Может, он знает, как защититься в этой ситуации. А если бы простой рядовой, его бы на растерзание в Чечню отправили, и его бы никто не нашел.
<...> Да, это игра какая-то. Вполне возможно, что этой семье заплатили деньги. Вот ваша девушка погибла – а мы раздуем на всю страну. Тем более что шла зачистка, военные действия, значит, убили не ее одну. Почему за тех не судят? Так и всех солдат – под трибунал. Вот они отслужили – и под трибунал: они же убивали!' (ДФГ, Воронеж).
Участники фокус-групп нередко оправдывают действия Ю. Буданова, и не прибегая к подобному домысливанию:
- 'Он как командир, как отец. Мы своих детей отдаем туда, а над ними тоже издеваются. Если была бы, как говорится, мирная война... Но все же идет издевательство, как по телевизору показывают. Я – за него'
(ДФГ, Москва).
- 'Я, например, понимаю Буданова: гибнут солдаты наши молодые, и, понимаете, может быть, и нервы сдали. Моя такая версия. Сколько наших ребят погибло, сколько истязали, сколько пытали! Конечно, сорвался мужик, нервы не выдержали'
(ДФГ, Москва).
Очень интересен оксюморон 'мирная война' в первом суждении. Вполне вероятно, данный респондент выводит свое отношение к войне в Чечне исходя из некоего идеального образа 'мирной войны', при которой не гибнут солдаты (свои, разумеется), и переполняющее чувство гордости за своих тоже сохраняется. Быть может, представление о 'мирной войне' навеяно практикой военных операций НАТО.
Характерно, что в представлениях большинства респондентов убитая девушка была именно снайпером:
- 'Алексей: – Хотя бы вспомним фильм 'Блокпост'. Девушки-снайперы – им по 14 лет было. Как они убивают: четко, метко, хладнокровно. Может, она была снайпершей'
(ДФГ, Воронеж).
Однако наряду с этим звучат и мотивы вменения вины, типичные для тоталитарного сознания и соответствующие формулам: 'попался – значит, виновен', 'нет дыма без огня'.
- '
Виктор: – Почему именно ее убили, а не другую? Ведь там не одна она живет в Чечне. Другие есть женщины. Почему на ней остановился выбор? Почему так случилось, что она попала в ситуацию такую?' (ДФГ, Воронеж).
Реже предпринималась попытка усомниться в популярной 'версии девушки-снайпера' и увидеть за ней заинтересованные круги военных:
- 'Может, это оправдание, что она снайпер. Себя подстраховать, что они не противозаконно действовали. Откуда мы знаем?'
(ДФГ, Воронеж).
В целом респонденты не склонны возлагать на полковника всю вину за случившееся. Они обвиняют ситуацию в целом: 'на войне, как на войне', – и власть, пославшую Ю. Буданова в Чечню:
- '
Владимир: – Виновата война.
Елена: – Война, да. Но первоисточник, опять же, правительство наше, которое послало туда воевать. То есть рыба гниет с головы, грубо говоря. А это уже причины, следствия, последствия могут быть всевозможные.
Марианна: – Виноваты вообще действия там.
Виктор: – Виноваты, наверное, не те, кто там воюет, а те, кто туда послали, кто в Москве сидит' (ДФГ, Воронеж).
Некоторые участники дискуссий не просто оправдывают действия полковника Ю. Буданова, но буквально представляют его в роли мученика:
- 'Он убил от ощущения, что не мог защитить своих солдат. Была его обязанность защитить, а он не мог. А не мог, потому что никто не помогал. Мне его жалко, потому что зная, что в каких они условиях и сколько действительно на глазах гибнет людей, молодых ребят, и именно девушки-снайперы убивают... Я его с какой-то стороны и оправдываю'
(ДФГ, Воронеж).
Многие участники фокус-групп считают, что Ю. Буданов хотя и должен быть осужден, но серьезного наказания не заслуживает:
- '
Аня: – Рассматривая объективно все стороны, я бы, конечно, судила бы Буданова, но не дала бы много ему. Смягчающие обстоятельства были.
Галя: – Я – то же самое. Я бы наказала, но смягчила бы немножко' (ДФГ, Москва).
Чаще встречается более радикальное мнение, согласно которому никакого суда над Ю. Будановым быть не должно вообще ввиду того, что инкриминируемое ему преступление – это обычное дело во время войны:
- 'Мне тоже кажется, что он, в общем, самим этим процессом уже наказан. Видно, что он переживает, что это удар по его престижу. Мне кажется, даже этого может быть достаточно. Может, было бы даже дисциплинарное какое-то... Потом, ну, понятно, что это, в общем, процесс достаточно показательный. Потому что правильно же мы говорили, что наверняка случаи были подобные. Вроде бы никого и не удивляет, что это действительно произошло'
(ДФГ, Москва).
- '
Вадим: – Я вообще бы его оправдал и отпустил, потому что война идет... Я разговаривал с людьми, которые там были. Его нельзя ни за что винить.
Наташа: – Оставить его в покое. Отправить его на пенсию.
Галина: – Оправдать' (ДФГ, Воронеж).
А те респонденты, которые считают, что Ю. Буданов заслуживает наказания, встречаются с сильным сопротивлением других участников дискуссии:
- '
Владимир: – Он же убил гражданское лицо и совершил преступление.
Галина: – А где там узнаешь, где гражданское, а где военное?
Владимир: – У нас формально война не идет. Если бы была объявлена война, тогда дело другое' (ДФГ, Воронеж).
Большие сомнения в том, что процесс над полковником будет объективным и справедливым, высказывают как сторонники, так и противники освобождения Ю. Буданова. И те, и другие отмечают 'показушный' и 'бутафорский' характер процесса:
- 'Я думаю, что сойдет с рук, вот мне так кажется'
(ДФГ, Москва).
- '
Елена: – Нет, не было ни одного справедливого решения. Я на своем горьком опыте убедилась. Я в правосудие не верю.
Марианна: – Я тоже недавно коснулась суда, и это действительно для меня это было ужасно. И жду. Должны взяться за судей и что-то изменить. Бесполезно.
Владимир: – Отвратительная судебная система, и что-то ждать: приговора справедливого – нет основания.
Елена: – Семейственность, коррупция.
Виктор Федорович: – Нужно сначала доказать вину его. Но я считаю, что доказать невозможно. И этот процесс сейчас ведется, чтобы показать, что у нас демократическая страна.
Владимир: – Показать, что права человека соблюдаются' (ДФГ, Воронеж).
Как сторонники, так и противники пикетов в поддержку Ю. Буданова не верят в право, но верят в справедливость (понимаемую каждым по-своему). В сознании рядовых респондентов право явно отождествляется со справедливостью, а свойственная более зрелому правовому сознанию дихотомия 'право – произвол' отчетливо проявляется лишь в суждениях региональных экспертов. Именно слабостью правового сознания, вероятно, можно объяснить тот факт, что участники фокус-групп в основном согласны с тем, что процесс над Ю. Будановым подрывает авторитет армии:
Наташа: – Подрывает' (ДФГ, Москва).
Большинство экспертов, напротив, склонно считать, что суд будет способствовать восстановлению былого престижа армии, очищению ее рядов:
- 'Справедливый суд должен спасти репутацию, а не подорвать'
(эксперт, Владимир).
- 'Как же можно подрывать авторитет армии, если на скамье подсудимых оказался преступник? Я думаю, это идет процесс очищения тем самым офицерских кадров, армии от скверны, которая там существует. Поэтому, конечно, это будет работать на авторитет армии'
(эксперт, Ставрополь).
Большинство представителей региональных элит не поддерживают требования пикетчиков. В интервью они не скрывают своих опасений:
- 'Может появиться очень опасный прецедент. За заслуги в прошлом можно списывать все пороки, все преступления в настоящем. Это, ну, я не знаю, это, в общем, может привести к хаосу и произволу в нашей стране'
(эксперт, Ставрополь).
Эксперты, похоже, опасаются возможной неподконтрольности военных органам правосудия. Чувство тревоги сквозит в экспертных суждениях о том, кто стоит за пикетчиками и каковы их цели. Как правило, представители региональных элит считают, что пикеты в защиту Ю. Буданова являются не стихийными, а организованными заинтересованными силами:
- 'Кто это сейчас пойдет стоять? Не то время! Где-то купили, напоили, заплатили...'
(эксперт, Волгоград).
- 'Для того чтобы русский человек вышел на улицу, на митинг или пикет, нужно обязательно, чтобы к нему пришли, постучали, убедили, почувствовал, что кто-то берет на себя ответственность за это выступление, потому что русские люди больше всего на свете боятся ответственности. В любом деле – правом, неправом. Когда кто-то будет за это отвечать – ради Бога'
(эксперт, Владимир).
Среди возможных организаторов пикетов экспертами чаще упоминаются казачество, националистические и патриотические силы, РНЕ, военные, главной целью которых является оказание влияния на решение суда и мобилизация соответствующих настроений в обществе:
- 'Основная установка сил, которые спровоцировали все эти пикеты, заключается в том, чтобы повлиять на решение суда'
(эксперт, Ставрополь).
- 'Чтобы суд принял неправильное решение. Чтобы еще больше обострить обстановку в этом регионе и в самой Чечне'
(эксперт, Рязань).
- 'В какой то степени проявить себя, самореклама'
(эксперт, Иваново).
Хотя на фокус-группах не было высказано мнение о том, что суд играет положительную роль для имиджа российской армии, некоторые из респондентов заявили, что авторитет армии уже подорван неумелыми военными действиями, а восстановление былого престижа возможно только в случае, когда у армии появятся осмысленные цели и некая идеология:
- 'Ну, мне кажется, просто вся эта чеченская война подрывает армию и давно уже. Потому что она превращается действительно в какую-то бессмыслицу'
(ДФГ, Москва).
- 'Нашей армии лучше не воевать, а тихонько сидеть, ученья потихонечку проводить. Потому что она опасна прежде всего для своего народа, особенно когда воюет. Раньше так не было, действительно. А сейчас так, потому что у нас совершенно сгнила идеология, на которой она держалась'
(ДФГ, Москва).
На сегодняшний день более половины опрошенных (56%) считают, что для нормализации ситуации в Чечне необходимо заручиться доверием ее жителей. Почти вдвое меньше тех, кто думает, что для этого нужно держать чеченцев в страхе (29%) За 'политику устрашения' несколько чаще, чем в целом, ратуют молодые люди до 35 лет и жители мегаполисов (34% и 35% соответственно). А вот лица с высшим образованием и жители сел напротив, чаще остальных категорий населения высказываются за поиски путей нормализации ситуации, основанных не на страхе, а на доверии (61% и 62% соответственно). Видимо, образованные респонденты лучше всего осознают абсурдность, тупиковость 'политики устрашения', а жители сел в наибольшей степени беззащитны перед военным призывом и понимают, что основной груз активной военной политики придется тянуть их сыновьям.
Распределение ответов респондентов достаточно парадоксально. Неудивительно, что противники освобождения полковника в пять раз чаще высказываются за 'политику доверия' по отношению к чеченскому народу, чем за 'политику устрашения' (75% против 14%). Однако и сторонники освобождения Ю. Буданова несколько чаще высказываются в пользу 'пряника', чем в пользу 'кнута' (48% и 39% соответственно).
Вопрос: Одни считают, что для нормализации ситуации в Чечне нужно держать население Чечни в страхе. Другие считают, что для нормализации ситуации в Чечне нужно получить доверие населения. С каким мнением – с первым или вторым – Вы согласны?
| |
Все |
Вопрос: В Ростове-на-Дону проходят митинги и пикеты, участники которых требуют прекращения суда и освобождения полковника Буданова. Вы согласны или не согласны с этими требованиями? |
|
согласен |
не согласен |
затр. ответить |
|
С первым |
50 |
39 |
14 |
21 |
|
Со вторым |
19 |
48 |
75 |
61 |
|
Затрудняюсь ответить |
21 |
14 |
12 |
18 |
|
Тому, что почти каждый второй респондент, поддерживающий требования о прекращении суда над Ю. Будановым и его освобождении, в то же самое время высказывается за поиски доверия у жителей Чечни и выступает против политики устрашения, может быть несколько объяснений. Респонденты, отвечая на вопросы анкеты, показывают свое отношение к так называемым 'фасадным' ценностям, которые принято демонстрировать публично. Так, доверие намного выше в ценностном смысле, чем устрашение, и люди склонны высказываться именно за него – даже если сами доверять противоположной чеченской стороне не готовы. Возможно также, что подобная 'алогичность' высказываний респондентов проявляет один из парадоксов массового сознания, при котором люди, с одной стороны, все больше начинают понимать бесперспективность политики устрашения, уже приведшей к большим материальным и человеческим потерям, а с другой – демонстрируют высокий уровень национально-патриотических чувств, зачастую являющихся благодатной почвой для проведения агрессивной военной политики. Людям не нравятся издержки военных действий, но они демонстрируют тоску по утраченному величию титульной нации.
Опрошенные склонны скорее поверить в то, что российские военные могут отпустить за деньги задержанных боевиков (тех, кто в это верит, даже несколько больше чем тех, кто в это не верит – 46% против 37%), чем согласиться с сообщениями журналистов о том, что наши военные берут в заложники мирных жителей с целью выкупа. Таким образом, почти половина респондентов (46%) готова признать полное отсутствие военной этики в российских войсках – когда за выкуп отпускается враг, который будет потом стрелять в спину. Респонденты на фокус-группах находят такому положению вещей массу оправданий:
- '
Елена: – Не исключено. Война есть война.
Вадим: – Плохие люди везде есть' (ДФГ, Воронеж).
- '
Юля: – Я бы не удивилась, например.
Андрей: – 'Я тоже. Если бы они могли, они бы взяли. Другое дело, если нет возможности ' (ДФГ, Москва).
Причины респонденты усматривают в бедственном положении российской армии – офицеров и солдат, доведенных безденежьем до отчаяния:
- 'Да, это безденежье, тяжелое материальное положение. Кто как деньги зарабатывает'
(ДФГ, Воронеж).
- 'Вообще, конечно, довели. Я еще раз возвращаюсь к этому вопросу. Иду через проходную – проходишь, пропуск предъявляешь, а они: 'У Вас хлебушка нет?'. Мне стыдно прямо за наше руководство, что действительно довели армию – нечем кормить солдат. Это мне просто больно'
(ДФГ, Москва).
Поверить в то, что российские военные торгуют мирными чеченскими жителями смогли только 22% опрошенных, а не смогли – втрое больше (64%). Видимо, значительно меньшее число тех, кто готов допустить, что российские военные торгуют заложниками из числа мирных жителей, нежели верящих в их готовность отпустить противников, взятых на поле боя, объясняется существованием в массовом сознании стереотипных представлений о типичных отличительных признаках чеченцев и русских. Вот как о российских военных говорят участники московской фокус-группы:
- '
Модератор: – Почему вы считаете, что это невозможно?
Аня: – Наши ребята не так воспитаны все-таки.
Галя: – Я знаю много военных, и очень даже порядочные' (ДФГ, Москва).
После чего, по контрасту, приводят в качестве характерного признака чеченцев следующее:
- 'Чеченцы всю жизнь воруют, обмениваются, убивают. Они на этом живут. У них негде особенно работать. А наш народ, просто солдаты наши – они не привыкли к этому. Я почти на 100% уверена, что именно обмен такой они не сделают'
(ДФГ, Москва).
Те, кто все же верит, что российские военные могут торговать мирными жителями, находят причины этого в аморальности военного времени:
- 'Не исключаю совершенно. Извините, когда людей держат в таком черном теле... Плюс война сама по себе аморальна. Люди, которые ведут войну, просто моральными быть не могут. Человек, который убивает, он уже может переступить и другие законы'
(эксперт, Иваново).
Острота дискуссии на фокус-группах, эмоциональные и развернутые суждения региональных экспертов позволяют считать суд над Ю. Будановым 'моментом истины' для всей российской армии:
- 'Если суд вынесет такие вот паллиативные, щадящие меры ответственности Буданова, то, конечно, это будет очень сильная оплеуха армии, ее престижу не только в глазах коренных жителей Чечни, но и в глазах здравомыслящих людей, общественности в России. Будет ясно, что суд у нас действует, как он действовал избирательно: что в зависимости от того, что представляет собой данный человек, суд принимает те или иные меры
' (эксперт, Волгоград).
Ситуация вокруг Ю. Буданова с новой силой обнажила срез общественных настроений по чеченской теме. Рядовые респонденты еще рассуждают о ситуации в Чечне в категориях 'свой'–'чужой'. Под эту схему подгоняются все основные заключения о преступлении, инкриминируемом полковнику, который, естественно, оказывается по 'нашу' сторону баррикад. В сознании многих респондентов Ю. Буданов вырастает до архетипической фигуры – он становится универсальным носителем русской этничности: 'защитник Отечества', 'отец солдатам', прямолинейный и честный, взявший на себя ответственность за преступление, которое, возможно, не совершал, 'жертва политической игры'. А чеченцы – это по-прежнему не граждане России, а враги. Действия же, предпринимаемые в целях защиты от врагов, нельзя считать преступными. Схема оказывается особенно убедительной, если принять гипотезу о том, что убитая чеченская девушка была снайпером, – и гипотеза без колебаний принимается многими. И хотя большинство респондентов сегодня высказываются против политики устрашения в Чечне, в массовом сознании, как показали дискуссии на фокус-группах, ура-патриотические и националистические стереотипы занимают прочное место. А значит – путь к взаимному доверию обещает быть очень трудным.
|