|
Реакция респондентов на решение о канонизации Николая II оказалась весьма неоднозначной: 21% опрошенных заявили, что они восприняли это решение содобрением, 17% – с неодобрением, 21% – с безразличием (вопрос был задан только тем, кто знал об этом событии). Среди экспертов позитивно отнеслись кнему чуть более трети, а негативно – чуть менее трети опрошенных.
Опасения РПЦ по поводу того, не повлечет ли этот шаг за собой определенный раскол в обществе, были, следовательно, не лишены оснований. Во всяком случае, участники фокус-групп, обсуждая этот вопрос, полемизировали весьма темпераментно.
Противники канонизации, подвергая сомнению справедливость этого решения, использовали, главным образом, два аргумента: во-первых, они доказывали, что последний российский самодержец недостоин причисления к лику святых, поскольку его государственная деятельность имела трагические последствия для страны, а во-вторых – что сама по себе мученическая смерть еще не является достаточным основанием для канонизации.
В основе этой аргументации лежит, разумеется, сугубо светское представление осмысле канонизации – подобное тому, которое сформулировала одна из участниц дискуссии, заявившая:
- 'К лику святых относят человека, который жил, за его заслуги перед обществом'.
'Человек этот принес России вред, сравнимый разве что с Чингиз-ханом, – запальчиво заявил, например, участник фокус-группы в Новосибирске. – По-моему, это достаточно элементарно... Россия как империя, как держава, попала в катастрофу именно благодаря его политике. Достаточно было уничтожить порядка 300-400 человек, и история была бы другой. Не говоря уже отом, что Россия за это время потеряла десятки миллионов человек... Государь не должен быть мягким человеком. Государь должен проводить ту политику, которая полезна для страны'.
И, на следующем витке дискуссии, добавил:
- 'Мне кажется, мы можем обратиться к тем государям, которые были причислены к лику святых, и посмотреть, за что их... Например, Дмитрий Донской. Как раз из правителей были причислены те люди, которые смогли в тяжелый для страны час спасти государственный корабль от крушения. А в этой ситуации – совершенно противоположное... То, что народ, который был носителем православия (издавна говорили, Святая Русь), был уничтожен по крайней мере на треть, что священников расстреливали... Вот это мне действительно непонятно. Из-за него Россия как православное государство мощнейший удар получила'.
Аналогичное суждение по поводу канонизации высказала и другая участница этой дискуссии:
- 'Мне кажется, это неправильно. Большинство народа не знает, что он сделал для церкви. А вот как государь государству и народу он принес много вреда. Будь он более жестким царем, более сильным, наверное, революции не было бы'.
Любопытно, что респондентка, осуждающая последнего императора за недостаточную жесткость в деле предотвращения революции, на президентских выборах голосовала за Г.Зюганова.
Впрочем, на фокус-группах Николая обвиняли не только в мягкотелости, проявленной в 1917 г. Упоминалось и 'Кровавое воскресенье', и то, что 'по его вине страна ввязалась в совершенно бесперспективную войну'.
Факт мученической смерти императора решительно не признается противниками канонизации веским основанием для причисления к лику святых:
- 'Причислять к лику святых за то, что он был царем и его убили, расстреляли – это неправильно, кощунство какое-то'.
В основе такой позиции – своеобразный эгалитаризм респондентов, убежденных, что делать акцент на мученичестве самодержца, когда миллионы людей 'более мучительной смертью умерли', – безнравственно. Противники канонизации напоминают своим оппонентам о жертвах Красного террора, о Бабьем яре и даже, почему-то, о Павлике Морозове. А одна из них находит аргумент в пользу такой эгалитаристской позиции в практике самой православной церкви:
- 'Жизнь царя не ценней жизни любого, ценна жизнь других людей так же. Сточки зрения православной церкви, заказывая молитву о здравии или за упокой, Вы не имеете права указывать звание, кроме того, что он болен или что ребенок'.
Надо сказать, что сторонники канонизации с большим трудом изыскивают возражения на эти аргументы. Ни один из них не берется защищать от критики Николая II как государственного деятеля. Что же касается тезиса о несправедливости причисления последнего императора к лику святых за мученическую смерть, то на это один из сторонников канонизации ответил следующим образом:
- 'Царь – это символ страны, по крайней мере. Для канонизации выбирают некие символы... Цари наши символизируют Россию на протяжении 300 лет. Поэтому Николая выбрали'.
Излишне говорить о том, сколь далека такая позиция от мотивировки РПЦ.
Другая респондентка утверждает, что канонизация последнего царя обусловлена исключительно его личными – как она выражается, 'нечеловеческими' – качествами.
В целом же складывается впечатление, что участники дискуссий, поддерживающие канонизацию, занимают такую позицию не столько в силу глубокой убежденности в правильности этого решения РПЦ, сколько потому, что доверяют последней и считают своим долгом ее поддерживать. В монологе, по крайней мере, одной из респонденток этот подтекст просматривается вполне отчетливо:
- 'Что канонизировали царя и семью, это очень спорно. Я для себя не могу решить, правильно или неправильно. Начинаю думать, как они погибли, как их расстреливали – это жуткое деяние. Но... царь был не безгрешен, у него было много грехов – и Кровавое Воскресенье, и развалили державу, страна была развалена. Раз так случилось, Собор это решил – так и должно быть. Я к этому пришла'.
Другие же периодически 'сбиваются' на монологи и реплики в защиту церкви как таковой – а отнюдь не ее конкретного решения. Причем аргументируют свои суждения практически исключительно доводами о функциональной полезности церкви – доводами, по существу, сугубо 'светскими':
- 'Все равно нужна религия, каждому государству нужен стержень...'.
- 'Я вижу, как тяжело детям, которые без царя в голове растут'.
- 'Если хоть один человек, войдя в церковь, прислушается к религии и станет лучше – пусть будет, пусть сначала ходит просто из любопытства... Ничего плохого не будет. Хуже не будет'.
Впрочем, и противники канонизации постоянно уходят от конкретной темы дискуссии. И заметно, что их несогласие с этим решением во многом подогревается тем раздражением, которое вызывает у них экспансия РПЦ в медиа-пространство, а также опасениями по поводу того, что канонизация последнего самодержца будет способствовать росту политической активности церкви.
Однако эти сюжеты выходят далеко за рамки рассматриваемой сегодня темы.
Здесь же следует обратить внимание на то, как сказалась канонизация на репутации Николая II, с одной стороны, и РПЦ – с другой.
|
Россияне вцелом* |
(причислению к лику святых) Николая II...? |
с одобрением |
с безразличием |
с неодобрением |
Повлияла ли канонизация на Ваше отношение к Николаю II как к историческому деятелю, и если повлияла, то Вы стали относиться к нему лучше или хуже, чем раньше? |
Не повлияла |
49 |
70 |
88 |
81 |
Лучше |
7 |
24 |
4 |
3 |
Хуже |
1 |
0 |
1 |
6 |
Затр. ответить |
5 |
6 |
7 |
10 |
Повлияла ли канонизация Николая II на Ваше отношение к Русской православной церкви, и если повлияла, то Вы стали относиться к ней лучше или хуже, чем раньше? |
Не повлияла |
48 |
71 |
86 |
69 |
Лучше |
7 |
25 |
5 |
1 |
Хуже |
5 |
1 |
5 |
21 |
Затр. ответить |
4 |
3 |
4 |
9 |
|
* Вопросы не задавались тем, кто не был осведомлен о канонизации
На престиже церкви причисление последнего императора к лику святых отразилось в самой незначительной степени: 'приобретения', полученные за счет респондентов, одобривших этот шаг, немного превысили 'потери', вызванные разочарованием части его противников. А вот престиж Николая II вырос довольно ощутимо: естественно, лишь очень немногие из противников канонизации экстраполировали свое недовольство этой акцией на фигуру последнего царя, тогда как каждый четвертый из сторонников канонизации стал относиться к нему лучше.
Естественно предположить, что это способствует постепенному росту монархических настроений: если три года назад 'восстановление монархического правления в России' считали желательным 10% респондентов, то сейчас – 16%. Одновременно выросла – с 18% до 22% – и доля опрошенных, считающих восстановление монархического правления возможным.
|