База данных ФОМ > Интерес к политике по-российски: мотивы явные и скрытые

База данных ФОМ > Алфавитный перечень категорий > 0-9 > Доминанта 13 (647) от 4 апреля 2002 г. (132 Пента) > > > > Доминанты. Поле мнений > Все Доминанты за 2003 год > Выпуск 39 от 2 октября 2003 г.

02.10.2003, Опрос населения

Интерес к политике по-российски: мотивы явные и скрытые

версия для распечатки текущего документа

На старте предвыборной кампании 47% участников всероссийского опроса на животрепещущий вопрос о том, интересуются ли они политикой, ответили положительно, и ровно такая же доля респондентов – отрицательно. Два с половиной года назад (в феврале 2001 г.) соотношение ответов на данный вопрос были несколько иным: среди опрошенных было заметно больше тех, кто, по их признанию, не интересовался политикой – 54% против 43% интересовавшихся ею

Едва ли, впрочем, это означает, что россияне действительно стали более политизированными. Сами респонденты так, во всяком случае, не считают: они даже немного чаще заявляют, что в последние годы их интерес к политике поубавился, чем утверждают обратное. Большинство же опрошенных отмечают, что этот интерес остался на прежнем уровне.

	Все	Вопрос: 'Одни люди интересуются политикой, а другие не интересуются. А Вы лично интересуетесь или не интересуетесь политикой?'
	Все	интересуюсь	не интересуюсь
Вопрос: 'Скажите, пожалуйста, несколько лет назад Вы интересовались политикой в большей степени, чем сейчас, в меньшей или в той же степени?'
В большей	23	19	26
В той же	53	49	58
В меньшей	21	31	12
Затр. ответить	3	1	4

Стоит обратить внимание на то, что доля респондентов, интересующихся, по их утверждению, политикой, но отмечающих снижение такого интереса (19%), существенно выше, нежели доля фиксирующих его рост среди тех, кто политикой не интересуется (12%). Это, пожалуй, дает основания полагать, что тенденция к отчуждению от политики в российском обществе выражена сейчас более отчетливо, чем тенденция к политизации.

Данное предположение подтверждается и переменами в распределении ответов на другой вопрос – о том, насколько регулярно наши сограждане следят за политическими новостями.

	Январь 1999	Февраль 2002	Сентябрь 2003
Вопрос: 'Если говорить о Вас лично, то как часто Вы в среднем смотрите телевизор, слушаете радио, читаете газеты, чтобы узнать новости политической и экономической жизни России?'
Каждый день	65	69	56
3-4 раза в неделю	16	16	15
1-2 раза в неделю	10	8	11
Реже, чем раз в неделю	3	4	10
Вообще не интересуюсь новостями	5	3	7
Затр. ответить	1	1	1

Если и на исходе 90-х, и еще полтора года назад доля респондентов, практически полностью 'выключенных' из информационного потока (знакомящихся с новостями не каждую неделю либо не делающих этого вообще) составляла 7 – 8%, то сейчас она выросла вдвое. При этом заметно сократилась доля граждан, следящих за новостями ежедневно.

Отметим, что данная тенденция едва ли связана с качеством политической информации в российских СМИ: во всяком случае, сами респонденты значительно чаще склонны считать, что эта информация сегодня стала более интересной, чем несколько лет назад, нежели утверждать обратное (Среди опрошенных представителей региональных элит мнения распределились иначе: более половины из них полагают, что информация о политике стала менее интересной, и лишь примерно один из пяти придерживается противоположной точки зрения. ). И даже те, кто, по их признанию, политикой не интересуется, склонны оценивать перемены в этой области скорее позитивно, нежели негативно.

	Все	Вопрос: 'Одни люди интересуются политикой, а другие не интересуются. А Вы лично интересуетесь или не интересуетесь политикой?'
	Все	интересуюсь	не интересуюсь
Вопрос: 'Как Вам кажется, сейчас в газетах, на радио и по телевидению информация о российской политической жизни стала более интересной, чем была несколько лет назад, менее интересной или осталась такой же?'
Более интересной	38	52	25
Осталась такой же	29	27	32
Менее интересной	15	14	15
Затр. ответить	18	7	28

Уровень интереса к политике заметно варьируется в различных социально-демографических группах. Данные опроса в очередной раз зафиксировали, что мужчины интересуются политикой намного чаще (55% при 40% не интересующихся), чем женщины (40% и 53% соответственно). Существует четкая связь между интересом к политике и уровнем образования: среди респондентов с высшим образованием заявляют о таком интересе 62%, со средним специальным – 52%, со средним – 44%, с образованием ниже среднего – 34%. Относительно состоятельные респонденты проявляют больший интерес к политике, чем граждане с низкими доходами.

Вместе с тем, никакой зависимости между типом населенного пункта, в котором проживает респондент, и его склонностью интересоваться политикой не обнаруживается: сельские жители демонстрируют эту склонность практически столь же часто, как и жители мегаполисов и других крупных городов. Возможно, этот факт и не заслуживал бы специального упоминания, если бы не то обстоятельство, что и уровень доходов, и образовательный уровень у сельчан намного ниже, чем у горожан. Отсюда следует, что среди наименее состоятельных и наименее образованных граждан, интересующихся политикой, сельские жители сверхпредставлены.

Стоит отметить, что жители Уральского федерального округа интересуются политикой гораздо меньше, чем прочие россияне: 'неполитизированных' граждан здесь почти вдвое больше, чем 'политизированных' (62% и 34%). Причем ответы уральцев на иные вопросы анкеты свидетельствуют о том, что они действительно существенно отличаются в этом отношении от россиян, проживающих в других регионах, – они не только гораздо менее регулярно следят за новостями и реже обсуждают их с близкими, но и, по их признанию, намного реже участвуют в выборах: если по стране в целом утверждают, что делают это всегда, 47% опрошенных, то в Уральском округе – только 29%. Остальные округа по уровню политизированности населения различаются незначительно – лишь в Поволжье показатели политической ангажированности немного превышают средние по России.

Наконец, данные опроса подтверждают тот общеизвестный факт, что старшее поколение в нашей стране более политизировано, чем молодежь: среди тех опрошенных, кто моложе 35 лет, интересуются политикой 42% (не интересуются 52%), а среди тех, кто старше 55 лет, – 51% (не интересуются 42%). Любопытно, однако, что 'отцы' гораздо чаще утверждают, что их интерес к политике идет на убыль, а 'дети', наоборот, – что он растет.

	Все	Возраст
	Все	18-35 лет	36-54 года	55 лет и старше
Вопрос: 'Скажите, пожалуйста, несколько лет назад Вы интересовались политикой в большей степени, чем сейчас, в меньшей или в той же степени?'
В большей	23	13	27	28
В той же	53	51	54	55
В меньшей	21	33	17	14
Затр. ответить	3	4	3	3

Означает ли это, что разрыв между поколениями в степени политической ангажированности сокращается? По-видимому, сокращается, хотя и не так быстро, как можно было бы предположить, глядя на приведенные данные. Дело в том, что они отражают, помимо прочего, своеобразный эффект 'стоячей волны': по мере социализации у молодых людей возникает некоторый интерес к политике, и когда конкретные респонденты утверждают, что за последние годы стали интересоваться ею больше, это, возможно, скорее свидетельствует о том, что они 'повзрослели', нежели о том, что их поколение стало более политизированным.

Так, один из участников фокус-группы, прошедшей в Самаре, объясняет рост своей заинтересованности политикой следующим образом:

'Мне 27 лет. Пора думать о семье, а возникает вопрос: смогу ли я ее прокормить? Смогу ли я воспитать, одеть, обуть? Поэтому смотришь: сколько продержится Титов, сколько продержится Путин? А придет к власти Зюганов – а что потом?' (ДФГ, Самара).

Ему вторят еще два респондента:

'Немного повзрослел за последнее время, не такой я и старый. Как-то более интересно стало. Стали отношения с деньгами другие' (ДФГ, Самара, 23 года).

'Интерес возрос в силу тех же причин, про которые уже сказали. Мы повзрослели, стали сами зарабатывать деньги - отсюда появился интерес к политике' (ДФГ, Самара, 25 лет).

На другой фокус-группе, в Новосибирске, модератор пытается выяснить у двух участниц дискуссии, 21-го и 22-х лет, почему их не интересует политика, и получает ответ: 'Может быть, не тот возраст'. Мысль, что до определенного возраста не интересоваться политикой – естественно, неоднократно высказывают и респонденты постарше – вспоминая о том, что такой интерес пробудился у них в относительно зрелые годы.

Аналогичный эффект 'стоячей волны' может объяснять и снижение интереса к политике у представителей старшего поколения. Участники опроса, заявляющие, что политика их не интересует, отвечая на открытый вопрос о том, почему это происходит, иногда говорят:

'Вышли из того возраста'; 'чего ей интересоваться – мы уже старые'; 'года уже не те, чтобы интересоваться политикой' (открытый вопрос).

Подобных ответов не очень много, но они дают основание полагать, что наиболее пожилые респонденты, констатирующие снижение своего интереса к политике, 'сигнализируют' тем самым не столько о тенденции к деполитизации старшего поколения, сколько о своей индивидуальной – обусловленной возрастом и болезнями – десоциализации.

Тем не менее, сравнение результатов последнего опроса с данными, полученными в феврале 2001 г., свидетельствует о том, что тенденция к сокращению разрыва в степени политической ангажированности между поколениями действительно существует. Если доля заявляющих об интересе к политике среди относительно пожилых респондентов осталась неизменной (51%), то среди молодежи она выросла на 6 п. п. (с 36% до 42%). Вместе с тем, доля определенно утверждающих, что политика им неинтересна, среди представителей старшей возрастной группы сократилась всего на 4 п. п. (с 46% до 42%), а среди младшей – на 10 п. п. (с 62% до 52%). Хотя, повторим, есть достаточно веские основания сомневаться в том, что интерес к политике в действительности растет, само по себе сокращение 'межпоколенческой' дистанции в восприятии этой сферы социального бытия представляется заслуживающим внимания и специального анализа.

Проведенный же опрос позволяет составить более или менее полное представление о причинах, по которым одни граждане интересуется политикой, а другие – нет. А следовательно – понять, как воспринимается политическая информация, через какие 'фильтры' она проходит и как преобразуется в восприятии рядовых граждан.

'Деполитизированные' респонденты чаще всего объясняют свою позицию тем, что до политики у них просто 'не доходят руки' – так отвечает примерно каждый третий из числа ответивших на соответствующий открытый вопрос:

'Много других дел'; 'есть свои проблемы, нет лишнего времени'; 'масса бытовых проблем'; 'много забот'; 'нам некогда, где уж там'; другие проблемы – как прокормить семью' (открытый вопрос, 12% от всех опрошенных).

Почти столь же распространено и иное, несколько тавтологичное объяснение отсутствия интереса к политике – участники опроса заявляют, что она им неинтересна:

'У меня другие интересы, я далек от политики'; 'есть более интересные темы для женщин'; 'скучно'; 'настолько много всякого, что мне это неинтересно, не люблю смотреть новости' (открытый вопрос, 10% от всех опрошенных).

Кроме того, 3% опрошенных ссылаются на возраст и состояние здоровья (некоторые высказывания такого рода приведены выше), и 2% – на недостаточную компетентность в этой области:

'Возраст и болезни'; 'давление поднимается'; 'здоровье плохое' (открытый вопрос, 3% от всех опрошенных).

'Мы не понимаем в ней'; 'многие вещи непонятны, трудно разобраться'; 'я сериалы смотрю, а в этом не понимаю' (открытый вопрос, 2% от всех опрошенных).

Абсолютное большинство 'деполитизированных' респондентов, таким образом, объясняют свою позицию теми или иными личными обстоятельствами. Но нередко приводятся и аргументы другого рода – опрошенные говорят о недоверии и антипатии к политикам, о том, что от них, рядовых граждан, все равно ничего не зависит, о том, наконец, что политика – по определению 'грязное дело':

'Все врут'; 'они ничего не сделали для людей'; 'нет веры ни в одну партию'; 'дармоеды все они'; 'устали от пустословия'; 'о людях они думают в меньшей степени и в последнюю очередь'; 'политики преследуют личные цели'; 'потому что никому не верю'; 'все политики стремятся к власти' (открытый вопрос, 6% от всех опрошенных).

'Мое мнение не играет никакой роли в политике'; 'нет смысла, я ничего не могу сделать, повлиять'; 'с нами никто не считается' (открытый вопрос, 2% от всех опрошенных).

'Грязное это дело, нечестное'; 'много лжи в политике'; 'политика – дело грязное и не для обычных людей' (открытый вопрос, 1% от всех опрошенных).

Такого рода 'протестная' аполитичность вполне объяснима. Но стоит обратить внимание на то, что к подобной аргументации прибегают сравнительно немногие из 'деполитизированных' респондентов – хотя, вне всякого сомнения, крайне негативное отношение к политике и политикам разделяется гораздо большим числом опрошенных, а приведенные выше обвинения в их адрес признаются справедливыми едва ли не большинством россиян. Если бы респонденты, не интересующиеся политикой, в какой-то мере стеснялись своей аполитичности, они наверняка возложили бы ответственность за нее на 'объект своего невнимания' – политиков. Поскольку же абсолютное большинство 'деполитизированных' объясняют свою аполитичность занятостью, отсутствием интереса к этой сфере социальной жизни и иными частными причинами, можно заключить, что 'климат мнений' в сегодняшнем российском обществе не предписывает гражданину интересоваться политикой и не требует от него оправданий, если он такого интереса не проявляет.

Впрочем, определенная часть 'политизированных' граждан полагают иначе. Каждый десятый из числа ответивших на вопрос о причинах интереса к политике утверждает, что такой интерес просто обязателен для современного человека:

'Нельзя жить в мире и быть от него независимым'; 'без политики прожить нельзя'; 'это надо знать обязательно, так как это неотъемлемая часть нашей жизни'; 'без политической жизни ты – слепец'; 'каждый человек должен интересоваться политикой'; 'а как можно без этого?' (открытый вопрос, 4% от всех опрошенных).

Такая же доля опрошенных объясняют свой интерес к политике причастностью к судьбе страны. Причем некоторые, возводя такой интерес в статус гражданской добродетели, говорят о нем с большим пафосом (а иногда – откровенно любуются собой):

'Взрослый человек с ясной гражданской позицией'; 'я живу в России – все, что здесь происходит, для меня важно'; 'болею за свою страну'; 'не безразлична судьба отечества'; 'жизнь страны – это и моя жизнь, как же не интересоваться?'; 'развито чувство ответственности за то, что происходит в стране'; 'потому, что я русский'; 'я – патриот'; 'меня беспокоит моя страна и проблемы ее жителей'; 'я – гражданин России, и этим все сказано' (открытый вопрос, 4% от всех опрошенных).

Однако гораздо чаще интерес к политике находит более прозаические объяснения. Более половины 'политизированных' респондентов либо заявляют о том, что хотят быть в курсе событий в стране и мире, разбираться в политической ситуации, либо просто отмечают, что следят за политикой 'для общего развития' или воспринимают ее как развлечение.

'Надо же знать, в каком мире мы живем'; 'я живу не на острове, а в государстве: мне интересно, чем мы дышим и чем живем'; 'надо знать, чего от них, политиков, можно ожидать'; 'чтобы от жизни не отстать'; 'надо знать, что творится на политическом Олимпе'; 'я живой, просвещенный человек – надо знать, куда ветер дует'; 'мне интересно мировое устройство'; 'мне интересно знать, что руководство творит в стране'; 'надо знать, какие программы принимает правительство'; 'образованному, культурному человеку интересно, что творится в мире'; 'нужно знать, в какой стране живешь' (открытый вопрос, 17% от всех опрошенных).

'Стараюсь расширить свой кругозор'; 'я хочу быть компетентной, всесторонне развитой'; 'это искреннее увлечение'; 'нравится политика – повышаю свой интеллект'; 'интересно иногда наблюдать за политическими играми'; 'можно в цирк не ходить'; 'просто интересно, лихо закрученный сюжет'; 'интересно за ними наблюдать, прикольно' (открытый вопрос, 5% от всех опрошенных).

Значительная часть 'политизированных' респондентов (примерно четверть от числа ответивших на данный вопрос) акцентируют внимание на влиянии, которое политика оказывает на жизнь граждан; при таком подходе интерес к ней предстает прагматическим и до известной степени вынужденным:

'В нашей стране политика тесно связана с жизнью народа, поэтому невозможно отстраниться от политики'; 'от политики зависит наша жизнь и благосостояние простых людей'; 'чтобы как-то организоваться и знать, на что рассчитывать завтра'; 'интересует курс рубля, а он зависит от политики'; 'интересна политика тем, что наша жизнь зависит от политических событий'; 'от этого мой материальный достаток зависит'; 'волнует будущее троих детей'; 'хоть и сложное явление – политика, но она касается каждого практически'; 'интересно влияние на жизнь человека' (открытый вопрос, 10% от всех опрошенных).

Причем следует оговориться: вполне вероятно, что прагматические соображения отнюдь не чужды и многим – возможно, большинству – из тех, кто объясняет свой интерес к политике желанием быть в курсе событий. Ведь когда люди говорят, что, по их мнению, 'надо знать', чего можно ожидать от политиков, 'что руководство творит в стране', 'какие программы принимает правительство', и вообще – 'в какой стране живешь', то они могут иметь в виду не только познавательную, но и сугубо утилитарную ценность подобных знаний.

Если по необходимости лаконичные ответы респондентов на соответствующий открытый вопрос обозначают мотивы, побуждающие их интересоваться политикой, лишь в самых общих чертах, то в ходе обсуждения этой темы на фокус-группах обнаруживаются довольно устойчивые, судя по всему, модели восприятия политической информации (Следует оговориться: респонденты склонны трактовать понятие 'политические новости' чрезвычайно расширительно, грань между политической информацией и информацией неполитической для них, как правило, незаметна. Удивляться этому не приходится - автономизация политики как сферы социального бытия предполагает определенный уровень развития тех процессов, которые принято не совсем точно номинировать как 'становление гражданского общества'.). Чтобы составить определенное представление об этих моделях, нам придется поближе познакомиться с некоторыми из участников групповых дискуссий.

Московский пенсионер Юрий ('Имена' участников ДФГ - условные, присваиваемые им в ходе дискуссии (для обеспечения анонимно-сти))61 год) чрезвычайно политизирован. Он сетует на нехватку региональных новостей в информационных программах телевидения ('такой у меня характер, натура, что я болею за всю страну') и ставит им в пример программу 'Время' советских времен, которая 'давала панораму как бы всей страны – мы ощущали дыхание всей страны...'.

На вопрос модератора, что именно интересует его в новостных программах, Юрий отвечает: 'Ну, как живут люди... насколько их жизнь стала хуже'.

'А зачем Вам это знать?' – уточняет модератор.

'А для того, чтобы оценивать обстановку в стране' – отвечает Юрий. И оценивает: на протяжении групповой дискуссии он высказывается и по поводу 'строительного беспредела' (в связи с 'точечной застройкой' и предполагаемым сносом здания 'Военторга'), и об отключениях электричества на Дальнем Востоке, и о том, что российская армия не получает качественного вооружения (в связи с авиасалоном в Жуковском, где, как он отмечает, 'наши показали... технику великолепную, но опять же это – единицы'), и о том, что 'мы во всех видах спорта теряем-теряем, падаем-падаем; у нас планка падает, падает и падает', и об ослаблении уверенности россиян в завтрашнем дне, и о том, что телевизионные новости 'направлены именно на то, чтобы понизить интерес у людей и вообще понизить уровень интеллекта', а телесериалы осуществляют пропаганду 'насилия, пьянства, жестокости', и о том, что российские политики 'совершенно оторвались от народа: это люди, которые движимы только одной целью – собственным благополучием'.

При этом Юрий выражает сожаление по поводу того, что в новостях преобладает информация 'негативного характера', а 'позитива практически нет'. Однако, как мы видели, смотрит новости этот респондент прежде всего для того, чтобы узнать, насколько жизнь людей 'стала хуже', – а точнее, получить подтверждения своей непоколебимой, обусловленной идеологическими установками, уверенности в этом. Естественно, что при таком подходе любая информация, которая могла бы быть истолкована противоположным образом, отсеивается, опускается как незначимая или недостоверная. Например, Юрий констатирует, что на авиасалоне были продемонстрированы выдающиеся достижения российских авиаконструкторов – причем отмечает это по собственной инициативе, а не реагируя на какие-либо вопросы модератора или реплики других участников дискуссии, – но тут же поясняет: существенно, по его мнению, не это, а то, что российская армия получает мало ультрасовременных вооружений. А на другом витке дискуссии говорит о том, какого рода информацию он тщетно ожидает увидеть в новостях: 'Если бы они показали возрожденный колхоз...'.

Галина (25 лет), врач из Самары, в отличие от Юрия, похоже, не испытывает ностальгии по колхозам и прочим атрибутам советской эпохи, но, как и он, смотрит новости с установкой на 'негатив', о чем и заявляет вполне недвусмысленно.

'Модератор: Галина, что Вам интересно в политических новостях?

Галина: В целом – что происходит. Конкретные люди не интересуют. Что происходит и чем это грозит мне и окружающим людям.

Модератор: Что происходит где?

Галина: Что в России происходит плохого и в мире.

Модератор: В какой сфере?

Галина: Все события, потому что они в той или иной мере нас касаются. В политической сфере, так и просто ураган, ветер...'

При этом Галина разделяет претензию Юрия к новостям: по ее мнению, в них слишком много негативной информации.

'Модератор: Галина, что Вам не нравится в политических новостях?

Галина: Просто все накручено, потому что если что-то происходит, то идет слишком много информации только про это. Когда идут новости о каких-либо ЧП у нас в стране или за рубежом, то весь выпуск новостей состоит из этой отрицательной энергии – и все. Я понимаю, что это важно, но внушается какое-то мнение о происшедшем. Во-вторых, получается так, что кроме этого в мире ничего не происходит. Все теряется на фоне этого'.

Казалось бы, информационные запросы Галины удовлетворяются сполна: если она смотрит новости для того, чтобы узнать, 'что в России происходит плохого и в мире', то телевидение отвешивает ей эту информацию полной мерой. Однако респондентка отвечает ему черной неблагодарностью, обвиняя именно телевидение в том, что оно окрашивает картину дня в мрачные тона и 'забывая' о том 'фильтре', через который она сама пропускает получаемую информацию.

Такое сочетание установки на 'негатив' с недовольством по поводу его изобилия распространено довольно широко, и мы с ним еще неоднократно столкнемся. Но чем объясняется сама эта установка? Один подспудный мотив обнаруживается в высказывании московской учительницы Иры (43 года). Когда уже знакомый нам Юрий заявляет, что смотрит новости для того, чтобы узнать, насколько жизнь людей 'стала хуже', она бросает лаконичную реплику: 'так легче'. А несколько позже – разъясняет, что она имела в виду:

'Ира: Мы тут все такие простые смертные... и вроде когда смотришь, как кто-то другой плохо живет, горе-несчастье, вы знаете, как-то свое вот отступает. Ну, наверное, вот силы дает то, что где-то хуже, и ты уже свое как-то, вы знаете...

Модератор: Не так страшно?

Ира: Не так страшно'.

Показательно, что когда модератор спрашивает остальных участников дискуссии, возникают ли у них при просмотре новостей такие же реакции, как у Иры, двое признают:

'Да, все познается в сравнениях'.

'С перерывами – да, бывает'.

Если у Юрия потребность в негативной информации о происходящем в стране стимулируется прежде всего его политическим темпераментом и ностальгией по советским временам, то Ире – и явно не только ей одной – такая информация помогает повысить социальную самооценку, почувствовать себя относительно благополучной на фоне соотечественников, оказавшихся в более тяжелой ситуации. Но даже эта респондентка, столь проницательно обнаружившая мотив, побуждающий ее акцентировать внимание на негативной информации, и столь откровенно поведавшая о нем, сетует по поводу обилия такой информации, как бы отрицая тем самым свою заинтересованность в ней:

'Ну, мы как-то привыкли еще раньше – новости-то раньше были хорошие, поэтому мы привыкли смотреть-то... А сейчас – все плохое и плохое, плохое и плохое'.

Как мы уже отмечали, многие участники массового опроса объясняли свой интерес к политике прагматическими соображениями. В ходе групповых дискуссий тоже нередко демонстрировался сугубо утилитарный подход к политическим новостям. Пожалуй, наиболее последовательным и убежденным сторонником такого подхода оказался Евгений (27 лет, Самара). Отвечая на вопрос модератора, что именно интересует его в политических новостях, он решительно заявляет:

'Курс доллара. Курс евро. Больше ничего. Все остальное – бред полнейший, и я знаю, что обо мне никто не позаботится – ни Ельцин, ни Путин, ни Зюганов, ни коммунисты. Я не нужен никому, кроме себя самого'.

Информация, извлекаемая из новостных программ телевидения, нужна ему, уверяет Евгений, для решения сугубо практических, житейских вопросов: 'отложить деньги или нет, купить эту вещь сегодня или не купить?'. При этом он абсолютно не доверяет никаким политикам, твердо убежден, что выборы изначально и полностью фальсифицируются ('мы же не выбираем – это давно известно', 'там уже все занесено'), полагает, что реальная власть принадлежит совсем не тем, кто занимает высшие государственные посты. Последнее, впрочем, его не слишком беспокоит, и 'разоблачений' он не желал бы: 'Представьте, какой хаос начнется в стране, если все узнают, кто на самом деле правит'.

Хотя Евгения и несколько раздражает то, что, по его мнению, 'на протяжении многих лет нам продолжают вешать лапшу на уши', он твердо намерен и дальше следить за информационными программами:

'Пусть все это баловня, но политические новости нужны, и никакой Задорнов и Петросян их не заменит. Это реально, и это факт. Как смотрели, так и будем смотреть. Не смотрит только тот, кто в деревне с самогоном – эти не смотрят совсем'.

Другой участник самарской фокус-группы, Борис (50 лет, преподаватель), казалось бы, столь же прагматичен:

'Чисто политические новости пользу человеку приносят – как ориентироваться в этом мире, планировать свое поведение на будущее. Если знаешь, что какое-то изменение произойдет, то человек может подумать, прикинуть эту ситуацию: плюс, минус, другие варианты может выбрать. Скажем, с того же счета взять денежки и спрятать. Я думаю, что политические новости надо смотреть'.

Однако он далеко не столь аполитичен, как Евгений. Декларируя сугубо утилитарный подход к новостям, он, вместе с тем, принимает их довольно близко к сердцу и, по-видимому, рассуждает о происходящем в стране.

'Модератор: Скажите, когда Вы смотрите политические передачи, новости, Вам хочется что-то изменить? В чем-то поучаствовать?

Борис: Естественно, хочется, осознавая, что никаких реальных возможностей ты не имеешь. Возникают какие-то мысли, что и как можно изменить. Вот это – в эту сторону, это – в ту. То есть чистая фантазия. Политический роман для себя нарисовал в голове, но сам в голове осознаешь, что это чистая фантастика. Реальных рычагов власти, воздействия на определенного политика у меня нет никаких'.

Таким образом, установка на утилитарное 'потребление' новостей, декларируемая, повторим, многими респондентами, далеко не всегда предполагает безразличие к той части информации, которая не может быть использована телезрителем в сугубо практических целях. Более того, иногда – и, по-видимому, нередко – прагматические мотивы, выдвигаемые респондентом на первый план, маскируют иные, не менее, если не более значимые для него потребности, удовлетворяемые в процессе поглощения политической – в предельно широком смысле этого слова – информации.

Московская медсестра Ольга (23 года) поначалу декларирует предельно утилитарный и рационалистический подход к новостям, за которыми она, по ее признанию, следит весьма пристально:

'Вы знаете, наверное, новости – это источник информации, который просто анализируешь, потому что информации много, и когда ты собираешь это в кучу, то, соответственно, появляется какое-то мнение. Если исходить из последних событий, то... что касается, допустим, каких-то массовых сборищ: ты пытаешься из этого исходить, то есть ты стараешься этого избегать – ты сделал вывод на основе полученной информации. То же самое, что касается там каких-то криминальных новостей'.

Однако почти сразу же возникает новая нота.

'Стараешься из всего сделать вывод... В новостях очень часто говорят о каких-то мошенниках, то есть о том, что происходит в тех или иных регионах. Просто иногда смешно слушать это: то есть люди взрослые совершают какие-то абсолютно глупые поступки. То есть ты сам себе как бы в своих глазах уже вырос, потому что ты бы никогда этого не сделал...'

Тут модератор перебивает Ольгу и, пытаясь повернуть беседу в русло обсуждения информации о политике, уточняет: 'А когда Вы смотрите наш политический бомонд, Вы растете в своих глазах?'. После чего происходит следующий диалог:

'Ольга: Вы знаете, когда я смотрю, мне становится жутко.

Модератор: Почему?

Ольга: А потому что лично я, например, не вижу перспективы в тех людях, которые вот сейчас пытаются что-то сделать. Я не вижу никакой перспективы. То есть мне не страшно уже за себя – мне страшно за тех детей, которых сейчас пытаются вырастить родители на 70-рублевое пособие. Вот мне за них страшно, понимаете? Я просто не вижу никакой перспективы, и я не уверена в том, что... вообще в нашей стране у нас есть какая-то перспектива.

Модератор: А скажите, пожалуйста, когда Вы видите тех больших начальников на экране телевизора, Вам это интересно, или Вы это не смотрите?

Ольга: Вы знаете, я не могу сказать, что мне это неинтересно. Просто я каждый раз поражаюсь тому, что они говорят. Понимаете, они говорят глупость, и сами в это верят'.

Диалог чрезвычайно показательный. Респондентка отказывается признать, что мотив самоутверждения присутствует или, по крайней мере, является определяющим в ее восприятии политической информации. Но фактически она тут же доказывает справедливость предположения модератора: очевидно, что то же самое ощущение интеллектуального превосходства, которое Ольга испытывает, наблюдая за жертвами мошенников, возникает у нее и тогда, когда она слушает 'больших начальников'. Не случайно же сразу после гневного монолога о бесперспективности всех, причастных к высшей государственной власти, она говорит о том, что поражается их 'глупости' – не безответственности, не своекорыстию, не бюрократизму, не безразличию к людям, наконец (что, пожалуй, выглядело бы естественнее после упоминания о мизерных детских пособиях), а именно глупости. Причем поражается – 'каждый раз'. Нимало не преувеличивая интеллектуальные достоинства российской политической элиты, все же трудно предположить, чтобы столь однообразная реакция на любые публичные заявления ее представителей диктовалась чем-либо иным, кроме неодолимой потребности в самоутверждении.

Эта потребность, по-видимому, является не менее мощным стимулом к формированию установки на 'негатив', чем потребность в повышении социальной самооценки, о которой говорилось выше. Подход Ольги к новостям псевдопрагматичен – хотя она и уверяет, что информация о происходящем в высших эшелонах власти нужна ей для того, 'чтобы вовремя припасти керосин' и заблаговременно знать, 'насколько подорожает спирт'. Судя по приведенным высказываниям, она нуждается в свидетельствах тотальной несостоятельности властей и смотрит новостные программы телевидения главным образом для того, чтобы пополнить коллекцию таких свидетельств. Информация, не вписывающаяся в соответствующую оценочную рамку, отсеивается как недостоверная или не заслуживающая внимания. Когда одна из участниц дискуссии осторожно замечает, что новости в последние годы стали 'более разнообразными', Ольга мгновенно 'парирует': 'Да, особенно когда люди примерзают к полу зимой – это очень разнообразные новости'.

Отметим, что респондентам, демонстрирующим прагматический или псевдопрагматический подход к новостям, присущ более или менее отчетливо выраженный индивидуализм. Они подчеркивают, что пытаются извлекать из потока информации сведения, которые помогают лично им ориентироваться в социальном пространстве, что не надеются на какую-либо помощь и заботу о них со стороны властей или претендующих на власть политиков (Это, впрочем, отнюдь не означает, что данным респондентам в принципе чужды патерналистские уста-новки: они не столько признают принцип опоры на собственные силы, сколько смиряются с необходи-мостью следовать ему, придя к выводу о бесперспективности расчета на государство. Если в такой - до-вольно широко распространенной - позиции и можно усматривать некий шаг к интериоризации либе-рального мировоззрения (что неочевидно), то речь, во всяком случае, может идти лишь о самом первом и довольно 'коротком' шаге.). Эти люди в той или иной степени дистанцируются от 'общеполитической' информации, воспринимая мир власти и политики как 'чужой' – живущий по своим специфическим нормам и преследующий свои цели, далекие от интересов 'рядовых граждан', – хотя и оказывающий влияние на их повседневную жизнь.

Однако некоторые участники групповых дискуссий демонстрируют совершенно иную, в известном смысле – противоположную, модель восприятия политической информации, основанную на не менее отчетливо выраженном 'коллективизме'. Наиболее ярко эту модель представляет пенсионерка Зинаида (59 лет, Новосибирск).

Зинаида ни дня не может прожить без политической информации.

'А вообще я хотела сказать: без политики-то это как вот, знаете – поставили утром лапшу, вечером картошку, в обед еще что-то, а без супа – это уже не еда кажется. Так и без политики мы – никак. Это наша жизнь'.

Жизненно необходимую ей политическую информацию респондентка воспринимает чрезвычайно эмоционально:

'Смотрю каждый день и слежу, потому что я не только ради интереса – я сердцем всё воспринимаю. Смотришь и анализируешь: какие обстоятельства, какие причины этих событий. И у меня создаются свои мнения'.

При этом Зинаида отнюдь не 'всеядна': ее не интересуют ни 'светские' новости, ни новости заграничные, ни информация о 'внутренней жизни' властных структур – в частности, скандальная. Все это вызывает у нее раздражение, поскольку отвлекает от главного – от того, как 'наше правительство народом заинтересовано':

'Вот, знаете, в передачах показывают иногда – тот женился, другой женился. А нас фактически интересует наша страна (не 'меня', а 'нас' – говорит Зинаида, и это далеко не случайно – Г. К.), как наше правительство народом заинтересовано, насколько это... А то вот эти все иностранные – они как-то наши затмевают, а их показывают, и еще и рекламу туда пропустят'.

'И когда они делят свои оклады в Думе, туда-сюда – это раздражает. Вы это делайте скрыто, между собой. Это их личное такое вот, знаете. А то как начнут там...'

Мало интересуют ее и местные новости. Зинаида твердо убеждена, что жизнь рядовых граждан всецело зависит, и главное – должна зависеть, от власти, причем от власти центральной – от решений, принимаемых в Москве, что иначе и быть не может:

'...мы зависимы от Москвы, от правительства... Ну, мне вот болит за всю Россию, за народ. Понимаете, надо правительству радеть за народ. Дано ему стадо – паси так, чтобы не было ни войны, и чтобы люди необходимое всегда имели, не ходили по миру и не бросались с этажей'.

Очевидно, что ощущение сопричастности, 'родства' со всем народом – отождествляемым со 'стадом' – чрезвычайно значимо для Зинаиды. Возможно, этим усугубляется ее почти наркотическая зависимость от информационного потока: переживая и осмысливая политическую информацию, она остро чувствует свою принадлежность к этой общности и тем самым постоянно 'подтверждает' свою идентичность.

Однако возникает серьезная коллизия: эта идентичность требует лояльности по отношению к власти, на которую Зинаида возлагает всю полноту ответственности за благополучие народа, но сохранять эту лояльность ей тяжело, поскольку положение дел в стране ее решительно не устраивает. Отсюда – переходы от гневных филиппик в адрес власти к признанию собственной некомпетентности. Так, Зинаида, возмущаясь тем, что 'Березовского не могут поймать', и Басаева 'не могут взять', обвиняет власть: 'Вот эта, вы знаете, наигранность – около предательства'. И тут же, без паузы, продолжает:

'Хотя в этой политике тоже надо разбираться... Потому что нам не понять, а властям – они в этом случае поумней... А мы иногда недопонимаем, и быстрее свои мысли выскажем. А фактически надо анализировать тонко всё это, хотя нам и не все дано, до нас не доходит'.

А несколько позже снова обрушивает на власть, по существу, обвинение в национальной измене:

'Я вам откровенно – вы меня можете показать, пусть хоть вся страна смотрит: запланировали деградацию России. Молодежь – чтобы не было деторождаемости. А старичков...'

И все же роль обвинителя власти плохо сочетается с ориентацией на лояльность по отношению к ней, проистекающую, надо полагать, из 'коллективистского' представления об органическом и неразрывном единстве 'стада' и 'пастухов', которым это 'стадо', по выражению Зинаиды, 'дано'. Выход обнаруживается в фатализме, позволяющем респондентке частично 'реабилитировать' власти и, соответственно, продолжать уповать на них – несмотря на эсхатологическое восприятие происходящего в стране:

'...я, конечно, понимаю Путина, я его не могу осудить. Потому что такая политика, и в основном давит Америка. Как бы ни было, это время – оно пришло, и оно должно сбыться. Почему? Потому что мы уже в третьей стадии всех событий (?), наше государство, и я это глубоко воспринимаю, трагично. Вы знаете, вот настолько душа болит, я даже плачу. И всем сердцем хочется помочь, а сил-то нет. Ну, и остаюсь одна, между Богом и собой. Дай нам еще мира, дай нам мудрость правительству, и выйти из этих ситуаций, которые нас сейчас сопровождают'.

До сих пор мы знакомились с участниками фокус-групп, воспринимающими политическую информацию заинтересованно, фильтрующими и препарирующими ее в соответствии с теми или иными установками. Но такой подход к этой информации характерен, разумеется, не для всех. Некоторые – чаще всего, молодые – респонденты смотрят новости из чистого любопытства, как, например, новосибирский студент Алексей (21 год):

'Я иногда так, смотрю, но как-то близко к сердцу не воспринимаю. Что посмотрю – что не посмотрю. Просто интересно. Книжку читаешь – интересно, кино смотришь – интересно. Время просто убить'.

Но встречаются и промежуточные варианты. Так, москвич Сергей (31 год), смотрящий новости довольно регулярно и периодически обсуждающий увиденное со своими знакомыми, говорит, что интересуется политикой, однако признает, что его интерес не слишком глубок: 'смотрим, но не вникаем – я не вникаю'. Однако когда модератор спрашивает Сергея, что именно его интересует, выясняется: помимо спортивной информации, за которой он внимательно следит, этого респондента волнует одно – 'насколько в мире идет засилье семитизма'. Полагая, что 'наша страна полностью в этом уже... утопает', Сергей ищет – хотя, похоже, не очень тщательно – в новостных сюжетах подтверждений, свидетельств означенной напасти. Очевидно, что такая избирательность формирует даже у этого, в целом весьма аполитичного, участника дискуссии ту же самую установку на 'негатив', которая столь ярко демонстрировалась его более политизированными 'коллегами'.

В связи с этим заслуживает внимания весьма показательный эпизод, произошедший на самарской фокус-группе. Один из участников дискуссии возмущенно заявляет:

'Касьянов всегда рассказывает про рост производства. Это бесит не знаю как. В каждом выпуске – рост производства, подъем сельского хозяйства, и с каждым днем жизнь лучше, лучше'.

Эту реплика, как свидетельствует стенограмма, встречается взрывом хохота. Слышны отдельные реплики: 'жизнь становится лучше', 'инфляция уменьшается'. Отсмеявшись, участники дискуссии переходят к критике новостных сюжетов, далеких от экономики.

Представляется, таким образом, очевидным, что наиболее распространенная претензия в адрес российских СМИ – они потчуют зрителей и читателей негативной информацией, запугивают их, 'облучают' негативной энергией и т. д. – связана не только и не столько с существующим балансом алармистских и 'жизнеутверждающих' сюжетов, сколько с самим механизмом восприятия политической и околополитической информации нашими согражданами. 'Позитив', присутствующий 'в каждом выпуске' новостей, зачастую либо просто игнорируется ими, либо воспринимается как заведомая дезинформация и пропаганда и, соответственно, 'бесит', лишь усугубляя отрицательные эмоции, сопровождающие, как заявляет большинство участников групповых дискуссий, просмотр новостных программ.

Согласно данным массового опроса, только 33% российских граждан считают, что 'информации о политике в газетах, по радио, на телевидении' можно доверять, тогда как 48% уверены в обратном. Причем по сравнению с февралем 2001 г. доля 'доверчивых' граждан несколько сократилась (тогда она составляла 37%).

Барьер недоверия, следовательно, весьма высок, а критерии отбора 'достоверной' и одновременно значимой, с точки зрения наших сограждан, информации таковы, что беспрепятственно преодолевает этот барьер, как правило, именно 'негатив'. Обратимся еще раз к рассмотренным выше моделям восприятия политической информации. 'Прагматики' ищут в новостях прежде всего симптомы грядущих неприятностей – с тем, чтобы заблаговременно подстраховаться: снять деньги со счета, отказаться от посещения массовых действий, 'припасти керосин' и т. д. Последовательные противники всех преобразований 90-х годов коллекционируют свидетельства своей 'правоты' – чем катастрофичнее образ настоящего, тем более цельной, непротиворечивой оказывается их картина мира. Люди, испытывающие острую потребность в повышении своей социальной самооценки, пристрастно извлекают из информационного потока сообщения о постигающих других социальных бедствиях и несчастьях. Нет оснований сомневаться в искренности их сочувствия страдающим согражданам – но, вместе с тем, очевидно, что сопутствующее этому сочувствию ощущение собственного, пусть и весьма относительного, благополучия позволяет им преодолевать психологический дискомфорт. Те, чье восприятие новостей определяется потребностью в самоутверждении, ищут 'признаки' несостоятельности – причем не только интеллектуальной – представителей властных структур и политической элиты в целом. Поэтому они заинтересованы в 'доказательствах' того, что страна катится в пропасть, – более веского свидетельства тотальной несостоятельности 'верхов' быть не может. Кстати, материалы фокус-групп дают основания полагать, что склонность некоторых – как правило, сравнительно молодых и не очень политизированных – респондентов фокусировать внимание на всяческих 'ляпах' и скандальных эскападах российских политиков тоже связана не только со взглядом на политику как на сугубо 'развлекательное' действо, но и с той же самой потребностью в самоутверждении.

Из всех участников групповых дискуссий, с которыми мы познакомились выше, выраженная мотивация к поиску 'негатива' не просматривается разве что у Зинаиды (еще две участницы фокус-групп – и тоже немолодые женщины, пенсионерки – демонстрируют, отметим, в чем-то схожее восприятие политической информации). Но человеку, сохранившему в неприкосновенности 'советскую' установку на тотальный государственный патернализм и свято верящему, что взаимоотношения народа и 'правительства' должны строиться как отношения 'стада' и 'пастуха', сегодняшняя реальность в принципе не может не представляться каким-то чудовищным, катастрофическим отклонением от нормы.

Естественно предположить, что мотивация к поиску 'негатива' тем сильнее, чем более политизирован тот или иной гражданин. Собственно, причинно-следственная связь тут скорее обратная: интерес к политической информации стимулируется, помимо прочего, установкой на поиск 'негатива' – выше мы видели немало примеров того, как именно это происходит. А поскольку именно политизированные граждане, естественно, особенно охотно обсуждают 'события российской политической жизни со своими близкими, знакомыми' (по данным опроса, среди тех, кто интересуется политикой, делают это ежедневно или несколько раз в неделю 47% опрошенных, а среди тех, кто ею не интересуются, – только 15%), механизм воспроизводства и мультиплицирования 'негативной' информации работает интенсивно и безотказно.

Как представляется, наиболее очевидный и, вместе с тем, 'злободневный' вывод из сказанного состоит в том, что в ходе начинающейся избирательной кампании 'негативная' информация будет пользоваться большим спросом, чем 'жизнеутверждающая'. А поскольку участники таких кампаний, выходя на финишную прямую, становятся обычно особенно чуткими к 'информационным' запросам избирателей, следует ожидать, что политически рентабельный пессимизм, если не катастрофизм, будет в ближайшие месяцы превалировать в информационном поле: спрос рождает предложение.