База данных ФОМ > Сплоченность и разобщенность

База данных ФОМ > > Доминанты. Поле мнений > Доминанта 01-02 (686) от 28 декабря 2002 г. (52 Пента) и от 16 января 2003 г. (02 Пента)

16.01.2003, Опрос населения

Сплоченность и разобщенность

версия для распечатки текущего документа

1.Возьмемся за руки, друья?
2.Социальная разобщенность: дискурс и практика

1.Возьмемся за руки, друья?

Исследование ведется д.ф.н. В.Н. Шубкиныи и д.ф.н. В.А. Ядовым
в рамках проекта 'Дезинтеграция российского общества и перспективы движения к солидаризации'
при поддержке Фонда Дж. и К. Макартуров (грант № 02 73295).

Часто приходится слышать две противоположные точки зрения, характеризующие современную Россию. С одной стороны, бытует утверждение, что российское общество существенно фрагментировано, в нем отсутствуют коммунитарные начала, оно индивидуализируется. С другой – высказывается мнение, что в условиях 'выживания' готовность людей к совместным действиям, к объединению усилий резко актуализируется и что Россия по-прежнему остается страной коллективистской.

Результаты массового опроса позволяют в значительной мере прояснить реальное положение дел в отношении уровня российской солидарности. В вопросах, которые задавались в связи с этой темой, были заложены два показателя: во-первых, выяснялось, как респонденты оценивают собственную готовность объединяться с другими людьми для каких-либо совместных действий при условии совпадения идей и интересов, т.е. выявлялся 'субъективный' потенциал солидарности, во-вторых, определялся уровень реальной вовлеченности россиян в совместную деятельность.

Прокомментируем наиболее существенные результаты.

Доля респондентов, идентифицирующих себя с теми, кто готов к объединению для совместных действий при совпадении интересов и идей (68%), почти совпадает с долей полагающих, что в их неродственном окружении есть близкие по интересам, увлечениям или общему делу люди (66%). В наибольшей степени обе эти тенденции демонстрируют представители таких высокоресурсных групп, как социальные 'оптимисты' (79% и 82% соответственно), люди в возрасте от 18 до 35 лет (77% и 80% соответственно) и те, кто имеет наиболее высокий образовательный ценз (78% и 81% соответственно).

В то же время уровень потенциала солидарности существенно снижается в 'противоположных' группах, характеризующихся более слабыми социальными ресурсами (это 'неадаптированные пессимисты', россияне старше 50 лет, и те, кто имеет самый низкий уровень образования). Иначе говоря, социальные группы, находящиеся в особенно сложной ситуации, в наименьшей степени способны и предрасположены к объединению усилий для совместной деятельности. Можно предположить, что для представителей этих групп более характерно выстраивание родственных социальных сетей.

Бросается в глаза существенное несоответствие двух выделенных ранее показателей: потенциала солидарности и уровня реальной вовлеченности в совместную деятельность. Как мы уже говорили, две трети наших сограждан – 68% и 66% соответственно – заявили о своей готовности к объединению для совместной деятельности, равно как и о наличии контрагентов, потенциальных партнеров по такому объединению в их окружении. В то же время утверждающих, что они организовывали вместе с другими людьми какую-то определенную совместную деятельность, среди респондентов почти в два раза меньше – только 35%. Таким образом, потенциал солидарности не перерастает в реальную самостоятельную активность россиян в этом направлении. Опять-таки отметим, что реальная вовлеченность в совместную деятельность в большей степени обнаруживается в 'сильных' социальных группах: так, 53% 'оптимистов', 46% 'молодежи' и 53% людей с высшим образованием утверждают, что им приходилось самим организовывать совместную деятельность (при том что средний по выборке показатель в данном случае составляет 35%).

В целом же россияне демонстрируют низкий уровень реальной вовлеченности в совместную деятельность: больше половины респондентов (52%) утверждают, что им никогда не приходилось организовывать совместную деятельность.

Обратим внимание на то, что результаты опроса по Москве отличаются от общероссийских данных в сторону увеличения как потенциала солидарности (в столице число тех, кто отождествляет себя с людьми, готовыми объединяться для совместных действий, выше, чем в среднем по стране, на 9 п.п. и составляет 77%), так и уровня реальной вовлеченности в такую деятельность (доля респондентов-москвичей, утверждающих, что им приходилось организовывать совместную деятельность, выше на 16 п. п. – 51%).

Отметим, что часть вопросов, задаваемых респондентам, носили общий характер и не давали возможности дифференцировать виды совместной деятельности: в одной формулировке объединялись 'общие идеи', 'общие интересы', 'общие увлечения' – акцент же делался на понятиях совместности и общности. Чтобы узнать, в какой конкретно деятельности участвовали наши сограждане, был задан открытый вопрос: 'В какого рода совместной деятельности Вы участвовали, что это были за дела?'.

Распределение ответов показывает, что чаще всего люди объединяются, чтобы вместе заработать деньги. 15% респондентов указали, что их объединяет с другими совместный бизнес: 'зарабатывал деньги', 'калым, шабашки', 'в бизнесе, в сфере торговли' (среди москвичей таких оказалось 30%). Для совместного отдыха и дружеского общения объединяются 5% наших сограждан. А 4% участников опроса отметили, что их объединяет с другими совместная общественная деятельность по месту работы или учебы. Только 2% россиян в целом (и 4% москвичей) заявили, что участвуют в деятельности общественных организаций и объединений.

Для характеристики уровня реальной солидарности в России существенно и то, что две трети респондентов, утверждающих, что они имеют опыт организации совместной деятельности с другими людьми (69%), не дали ответа на вопрос, в чем именно заключалась эта деятельность.

Вместе с тем, следует допустить, что в восприятии многих респондентов семантика словосочетаний 'общее дело' или 'совместная деятельность' связывается исключительно со сферой трудовой деятельности, бизнеса, зарабатывания денег – но никак не с совместным досугом, общим хобби и т.д.

Таким образом, сделаем ряд обобщений. Во-первых, наблюдается несоответствие потенциала солидарности уровню реальной вовлеченности россиян в совместную деятельность. Во-вторых, обнаруживается существенное различие между Москвой и остальной Россией. В-третьих (это носит характер гипотезы), 'сильные' и 'слабые' социальные группы демонстрируют различные стратегии поведения: первые в большей мере ориентированы на совместную реализацию своих групповых интересов, выстраивание коллективных отношений, выходящих за рамки родственных сетей; для вторых же соответствующие установки и навыки характерны в меньшей степени. Отсюда следует, что социальный ресурс, обеспечиваемый коллективным действием, на практике 'работает' в нашей стране не на сокращение, а на углубление социальной дифференциации.

2.Социальная разобщенность: дискурс и практика

Исследование ведется В.Н. Шубкиныи и В.А. Ядовым
в рамках проекта 'Дезинтеграция российского общества и перспективы движения к солидаризации'
при поддержке Фонда Дж. и К. Макартуров (грант № 02 73295).

Социальная дезинтеграция помимо реального имеет и символическое измерение: то, как ощущается и как описывается людьми разобщенность и дистанцированность, ценностная несогласованность и нормативная неопределенность действий разных социальных агентов. Вполне возможна ситуация, когда описание некоторой проблемы, ее типизация не согласуется, с одной стороны, с фактами 'обобщенной реальности' – макросоциальными тенденциями, а с другой стороны, с собственным индивидуальным или групповым опытом, который по тем или иным причинам может не привлекаться индивидом для производства социальных типизаций. На сегодня 'фактом', прочно установленным социальным знанием является утверждение, что российское общество расколото. Действительно, по мнению трех четвертей опрошенных (76%), сегодня в нашем обществе преобладают разобщенность и несогласие. Противоположной точки зрения – что в нем преобладают согласие, сплоченность, – придерживаются только 8% респондентов. Приблизительно 30% отвечавших на открытый вопрос о причинах такой ситуации говорят о социально-экономическом неравенстве, разделении людей на 'бедных' и 'богатых', а среди ответов, заканчивающих предложение 'Наше общество делится на...', эта дихотомия является безусловным лидером: 61% от числа всех респондентов.

Однако сама по себе дифференциация по признаку материального благосостояния не воспринимается людьми как однозначно негативное явление. Например, 83% россиян считают, что по сравнению с советскими временами деньги стали играть в жизни существенно более важную роль. Однозначно неприязненно к обеспеченным и богатым людям относится только пятая часть респондентов (21%); остальные – либо положительно, либо с безразличием (Гвоздева Е. Деньги в нашей жизни // Доминанты. Поле мнений. 2002. № 030 (664), 27-28 июля (http://www.fom.ru/survey/dominant/458/1122/3738.html)). Материальное благополучие тесно связано с представлениями о 'жизненном успехе', и не является 'отторгаемой ценностью' (См., напр.: Проблемы молодежи. ФОМ. 2002, июль. С.88-112.). Проблему создает скорее недостаток возможностей для реализации сформировавшихся притязаний, осознание рассогласованности целей и средств для их осуществления.

К социальной разобщенности экономическая дифференциация приводит тогда, когда утверждается представление о культурной несовместимости полярных социальных групп, общностей. Судя по данным опросов, наши сограждане помещают обладание 'большими деньгами' в особый нормативный контекст – как правило, несовместимый с собственными ценностными и нормативными приоритетами. Например, 79% россиян полагают, что нельзя заработать 'большие деньги' честным путем (Деньги: вчера и сегодня // Доминанты. Поле мнений. 2000. № 033 (583), 2-3 дек. (http://www.fom.ru/survey/dominant/106/253/916.html)); кроме того, 60% придерживаются мнения, что сегодня у людей, которые могут и хотят работать, нет возможности прилично зарабатывать (Гвоздева Е. Деньги в нашей жизни // Доминанты. Поле мнений. 2002. № 030 (664), 27-28 июля (http://www.fom.ru/survey/dominant/458/1122/3738.html)). Нынешний опрос также содержит свидетельства этой тенденции: примерно 10% ответов, заканчивающих предложение 'Наше общество делится на...', содержат указания на нормативный контекст 'бедности' и 'богатства':

'На жуликов, воров и нормальных людей'; 'на воров и неимущих'; 'на воров и трудящихся'; 'на людей, которым все можно делать, и людей бесправных'; 'на олигархов и обманутых ими людей'; 'выживающих в этой жизни трудяг и обворовывающих людей и страну негодяев' (открытый вопрос).

Следует отметить, что ценностная девальвация 'больших денег' не означает отторжения, безоговорочного неприятия обсуждаемой практики. С одной стороны, люди, как мы уже говорили, признают и принимают как данность возросшую роль денег. С другой стороны, в оправдание 'ненормальных' способов действия в сознании людей мобилизуется множество объяснительных схем – от 'незаконной приватизации' до невыполнения государством своего рода 'социального контракта', заключенного с гражданами (См., напр.: Климова С. Деньги // Восприятие реформ. 2000. № 10, 26 дек. (http://www.fom.ru/survey/lang/185/455/1578.html)); (Климов И. Внутренний займ: азартная игра или фундамент для партнерства гражданина с государством // Доминанты. Поле мнений. 2002. №010 (644), 9-10 марта (http://www.fom.ru/survey/dominant/372/917/3025.html)). Важно подчеркнуть другое: экономической дистанции, сложившейся между людьми в нашем обществе, ставится в соответствие и культурная, ценностно-нормативная дистанцированность 'бедных' и 'богатых'.

Разобщенность помимо 'культурного' и 'ресурсного' измерений имеет еще одно – социально-психологическое. Многие исследователи отмечают, что неблагополучие и связанное с ним ощущение бессилия приводит не только к атомизации общества, фрагментации социальных взаимодействий, но и к различным социально-психологическим феноменам – усталости, боязни изменений, обостренной реакции на кризисные и чрезвычайные ситуации, депривированности и т. д. То есть возникает особое состояние сознания, характеризующееся болезненным ростом чувства социальной ущемленности, концентрацией внимания на теме долженствования в отношении самого себя и как следствие – подавление чувства социальной ответственности, способности выйти за смысловую рамку приватной проблематики, думать об общих проблемах.

Более четверти опрошенных россиян (27%), отвечая на открытый вопрос о причинах разобщенности, говорили именно о социально-психологических проблемах нашего общества, подавляющих социальный темперамент и предприимчивость людей. Вне зависимости от реальных условий, определяющих 'бедность' и 'богатство', вне зависимости от сегодняшних тенденций в сфере благосостояния людей, мы имеем дело с устойчивым и достаточно полно сформированным фреймом, обладающим значительной адаптивной способностью (а следовательно – способностью к воспроизводству в меняющихся условиях) (Фрейм в самом общем виде можно описать как форму организации опыта, совокупность ценностных приоритетов, смыслов, позиций, максим, интерпретативных переходов и оправданий, соответственно ко-торой структурируется восприятие поступающей информации, а также выстраивается поведение людей в типичном социальном контексте. Фрейм - структурированная вокруг определенной идеи, концепта и стабилизированная коллективной конвенциональностью схема (модель) функциональных отношений, статусов и действий между агентами, явлениями или ситуациями, содержащая как правила их взаимо-действий, прагматическую информацию, так и часть более общих знаний о мире. Эпистемическая функ-ция фрейма заключена в его способности организовывать наши знания о 'социальных фактах' - разли-чать различимое и опускать неинтерпретируемое.).

Вместе с тем, сила описанной рамки не абсолютна. Приблизительно в 18% ответов на вопрос о том, что могло бы объединить, сплотить людей в нашей стране, содержатся указания на ликвидацию социального неравенства и диспропорций в благосостоянии людей:

'Восстановить СССР и уравнять всех'; 'сделать уравниловку – но не всем одинаково, а по заслугам'; 'капитализм в печке сжечь'; 'улучшение социального положения слабых, незащищенных'; 'любовь к людям со стороны правительства'; 'выравнивание уровня жизни'; 'благополучие всех граждан, доступность что-то купить для всех' (открытый вопрос).

В остальных случаях в качестве факторов, способных стимулировать сплоченность и интеграцию, опрошенные называли трагические и чрезвычайные обстоятельства – войну, беду (7%), а также власть (7%), идеологию (7%), ресурсы культуры (6%), необходимость заниматься конкретными социальными проблемами (6%), осуществлять экономическое развитие (5%), реализовывать закон, конституцию и гражданские права (4%) и др. Как видно из этого перечня, тема бедных и богатых хоть и лидирует в списке, но не является безусловно доминирующей. И это при том, что более половины опрошенных (57%) уверены, что россияне могут стать более сплоченными. Весьма показательно в этой связи, что различий в ответах в группах с разным уровнем доходов нет, но значимая дифференциация происходит в зависимости от характера адаптации и уровня образования:

Вопрос: 'Как Вы полагаете, возможно или не возможно, чтобы россияне стали более сплоченными, чем сейчас?'

	Все	Адаптация			Образование
	Все	оптимисты	адаптированные пессимисты	неадаптированные пессимисты	ниже среднего	среднее общее	среднее спец.	высшее
Доли групп, %	100	28	28	41	19	36	33	12
Возможно	57	62	65	50	46	57	60	70
Не возможно	20	18	18	24	26	19	19	19
Затр. ответить	22	20	17	26	28	24	21	11

Таким образом, наше предположение сводится к следующему. Доминантой в представлениях о природе разобщенности людей в нашем обществе безусловно является тема 'бедных' и 'богатых', 'имущих' и 'неимущих'; в значительной мере солидаризационные основания ищутся также в этой тематической рамке – в модальности 'всем поровну', либо 'капиталистов уничтожить', 'жить по справедливости' или в других аналогичных моделях. Вместе с тем, в сознании людей присутствуют и иные смысловые ориентиры, независимые от основного фрейма: это организация власти, культура, идеология, экономика, право и т.д. Перечисленные области хоть и уступают описанному лейтмотиву по своей распространенности, но образуют довольно прочный 'второй эшелон' тем, которые в принципе уже довольно внятно структурированы и способны получить развитие. Однако следует обратить внимание на то, что практически отсутствует тема общественных инициатив, локальных дел, актуальных проблем, требующих общественного участия или контроля. Представляется, что эта тема слабо структурирована и содержательно, и символически, и ценностно, хотя подавляющая часть коллективных предприятий и совместной деятельности людей теоретически попадает именно в эту категорию.